Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Инара Озерская. Родилась в Риге. Писатель, журналист. Первая книга стихов «Там» — 1993, прием в Латвийский Союз писателей — 1994, публикации в журналах «Даугава» (Рига), «Шпиль» (Рига), «Черновик» (Москва), «Крещатик».
отрывок из произведения:
...Как волосы в пустой комнате летают и поворачиваются в сквозняках, а потом только кошки плавают в пыли да рыбы тугие... И ты ходишь, не отводя взгляда от размытой белой точки. Там, вот там и здесь. А чернота западает в углубления кожи, в дремотную теплоту скомканной одежды. Иногда останавливаешься (ненадолго, правда, ненадолго), пропускаешь по лучику в отверстие, порыжелое изнутри, — там нет тебя. Осталось только отдохнуть: волос распластался на верхней перекладине окна, дрогнул, накренился — ушел, ушел... Чернота не искрит. Где было окно? Дом? Дальше, дальше: от осевших сараев, от жара и пыли, от всего.
Всего одна нота, ржавый прут, желтоватая мембрана плоти, а прогулка затянулась, так затянулась, как и мечтать не мог. Теперь — лежать над травой, поставить у бедра стакан (он будет чуть ниже, но дотянуться легко) и перебирать часы, когда все выгорают, а горло болит. Но ближе к сумеркам опять пробьется извилистая песенка отхода. Ненавистная. «Я искупаю тебя в молоке...» Знаешь: обещанию верить нельзя, тоскуешь от неверия. А нежность все равно двинется от сердца к горлу, до глаз, через самые больные тупики, омоет их и оставит открытыми. Они дышат, скулят и дышат (щенки в подвале).
Так «оставь, что Тебе до нас»... Оставь. Они — вернутся, пройдут по морю, вползут в город, если мы уйдем, то найдут нас в сумерках, на задворках, над травой... Наши затылки потонут в пыли, и мы станем рвать себя, расчленяя на пустоты и рыб. Что Тебе до нас? Боль выпотрошит нам бедра, и ты не заметишь нас среди живых.
Накаленная точка белеет, и поцелуй в лоб почти равен ей... Лучше сложить из себя сторожевую башню так, чтобы не успеть: по песчинке, по морщинке, по косточке. И не бывать там...
...Как волосы в пустой комнате летают и поворачиваются в сквозняках, а потом только кошки плавают в пыли да рыбы тугие... И ты ходишь, не отводя взгляда от размытой белой точки. Там, вот там и здесь. А чернота западает в углубления кожи, в дремотную теплоту скомканной одежды. Иногда останавливаешься (ненадолго, правда, ненадолго), пропускаешь по лучику в отверстие, порыжелое изнутри, — там нет тебя. Осталось только отдохнуть: волос распластался на верхней перекладине окна, дрогнул, накренился — ушел, ушел... Чернота не искрит. Где было окно? Дом? Дальше, дальше: от осевших сараев, от жара и пыли, от всего.
