Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
У Генриха Сапгира (1928-1999) при жизни было много не только читателей, но и почитателей. Он был всегда желанный гость и участник на всех литературных вечерах в Георгиевском клубе, в салоне «Классики XXI века», в Музее Вадима Сидура, в «Авторнике» и других, без которых невозможно представить литературную жизнь Москвы 90-х. Последнее его выступление состоялось 1 октября 1999 года в Георгиевском клубе, а 7 октября он умер по дороге на выступление в Чеховской библиотеке...
отрывок из произведения:
...Не люблю это слово, но Учитель с большой буквы — совсем другое дело. Его мы выбираем сами, потому что мы в нем нуждаемся. Особенно на первых порах в любой деятельности. И воровать тоже надо учиться у кого-то, иначе — дилетантизм и вообще нехорошее, часто кровавое дело получается. А там, где требуется исключительная тонкость и знание, например, словесность или строительство самолетов, дилетант не терпим. Евгений Леонидович Кропивницкий, ровесник Маяковского — художник, поэт и композитор, профессионально учился живописи и рисунку и закончил Императорское Строгановское училище. Стихам учился у поэтов серебряного века, которых любил и изучал. Дальше учился сам. И в живописи, и в сочинении стихов достиг высоких результатов. От сезанизма и литературности он пришел к эстетизму и примитивизму. Естественно, при помощи любви-любования и присущей ему иронии рисуя окружающий мир и выражая тем свою личность. В композиции, мне кажется, он не проявил такой оригинальности, оставаясь последователем Мусоргского. Во всяком случае, я слышал, что Глазунов, композитор, конечно, высоко оценил его оперу «Кирибеевич» на сюжет Лермонтова. Но что говорить, когда я познакомился с Учителем, он жил в такой бедности, что фортепьяно в его барачную горницу просто бы не поместилось. Бедность, почти нищета сопутствовала его жизни и моей молодости, что нам нисколько не мешало быть счастливыми в дружбе и искусстве. «Сколько себя я помню, начиная с революции я все время голодал и холодал, — говорил он, — Если бы вы могли увидеть, Генрих, какой была Москва в начале века! Она гремела телегами и дымила авто, пестрела яркими красками церквей и вывесок. И пахла то кожей, то щами, то железом. Жизнь была полна...
...Не люблю это слово, но Учитель с большой буквы — совсем другое дело. Его мы выбираем сами, потому что мы в нем нуждаемся. Особенно на первых порах в любой деятельности. И воровать тоже надо учиться у кого-то, иначе — дилетантизм и вообще нехорошее, часто кровавое дело получается. А там, где требуется исключительная тонкость и знание, например, словесность или строительство самолетов, дилетант не терпим. Евгений Леонидович Кропивницкий, ровесник Маяковского — художник, поэт и композитор, профессионально учился живописи и рисунку и закончил Императорское Строгановское училище. Стихам учился у поэтов серебряного века, которых любил и изучал. Дальше учился сам. И в живописи, и в сочинении стихов достиг высоких результатов. От сезанизма и литературности он пришел к эстетизму и примитивизму. Естественно, при помощи любви-любования и присущей ему иронии рисуя окружающий мир и выражая тем свою личность. В композиции, мне кажется, он не проявил такой оригинальности, оставаясь последователем Мусоргского. Во всяком случае, я слышал, что Глазунов, композитор, конечно, высоко оценил его оперу «Кирибеевич» на сюжет Лермонтова. Но что говорить, когда я познакомился с Учителем, он жил в такой бедности, что фортепьяно в его барачную горницу просто бы не поместилось. Бедность, почти нищета сопутствовала его жизни и моей молодости, что нам нисколько не мешало быть счастливыми в дружбе и искусстве. «Сколько себя я помню, начиная с революции я все время голодал и холодал, — говорил он, — Если бы вы могли увидеть, Генрих, какой была Москва в начале века! Она гремела телегами и дымила авто, пестрела яркими красками церквей и вывесок. И пахла то кожей, то щами, то железом. Жизнь была полна...
