Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Эта книга об истории и о нас одновременно. Эллада после смерти Александра Великого, Шумер легендарного Гильгамеша, Древний Рим времен трагедии в Тевтобургском лесу – со всем этим читатель встретится в книге. Со всем этим и с самим собой: любящим, ненавидящим, радующимся и печалящимся. Ибо прелесть этой книги не столько в исторической экзотике, сколько в ощущении единства прошлого и настоящего, в романтике искренних чувств и искренних красок.
отрывок из произведения:
...У него было долгое, тощее, жилистое тело, которое прикрывала только козья шкура, обмотанная вокруг чресел. Жесткая обветренная кожа не боялась ни солнца, ни зимних леденящих ветров. Выгоревшие волосы были коротко острижены: так, чтобы они не лезли в глаза и не путались в колючках и терновнике, когда приходилось пробираться сквозь заросли. Как и тело, они могли принадлежать любому возрасту — и двадцати, и пятидесяти годам. Есть такая порода людей, которая очень быстро теряет мягкость юношеского облика, зато долго не страдает от лишнего жира и немощи, оставаясь легкой и подвижной, словно богомол.
Только лицо выдавало, что Калхасу нет тридцати: лишь около глаз собрались морщинки, да и то скорее из-за обилия солнца, плескавшегося среди белых, желтых, черных скал, которые здесь были во множестве, чем из-за переживаний. Длинный сухой нос и острая бородка придавали ему сходство с росписями, на которых изображался Пан, но в отличие от веселого гуляки-бога, глаза Калхаса смотрели ясно и внимательно.
Калхас некоторое время примеривался, затем подпрыгнул и, подтянувшись на руках, оказался на ближайшем выступе скалы. Дальше пришлось ползти по узкой длинной расщелине, а на последнем участке пути — буквально прилипать к отвесной стене, цепляясь за малейшие выбоины в ней. В какое-то мгновение Калхас почувствовал, что устал, что нужно остановиться и перевести дыхание. Он выбрал положение, в котором вес падал на ноги, закрыл глаза и сосредоточенно ждал, пока удары сердца не перестали отдаваться в ушах. После этого обернулся назад — высоты Калхас не боялся с раннего детства. Отсюда была видна лощина и стадо, расположившееся у ручья. Обе его собаки дремали, но их уши стояли торчком и поворачивались на малейшее дуновение ветра. Вот одна подняла голову и посмотрела на скалу. «Наверное, я похож на гигантского паука», — подумал Калхас и улыбнулся.
Отдохнув, он добрался до гребня, а спуск оказался совсем не тяжелым. Обратная сторона скалы была покатой, почти до самого верха росли злые колючие кусты. Чтобы не быть замеченным, Калхас нырнул в них и скоро оказался у подножия. Здесь заросли превращались в сплошную стену, а за ней лежала лощина, на которой находились его овцы. Лощина огибала скалу и становилась с этой стороны более широкой, ручей же образовывал череду бирюзовых омутов.
Калхас посмотрел на солнце. Девушка уже должна была пройти мимо его укрытия. Он выглянул из зарослей: да, вот она, шагах в сорока от него, бредет вверх по течению ручья. Бредет медленно, ноги погружены в воду по икры, голова умиротворенно опущена вниз, сандалии переброшены за ремешки через плечо. Подол туники из грубой некрашеной ткани заткнут за пояс и крепкие загорелые ноги обнажены до бедер.
Она идет к омуту, скрытому от места, где Калхас останавливает стадо на полуденный отдых, лишь обманчивой завесой ветвей. Дважды она приходила сюда и умывалась, дразня Калхаса своим нагим телом; когда же он бросался к ней, хватала одежду и убегала. На третий раз он ее догнал. Они долго любились на берегу омута, и с тех пор девушка навещала его почти каждый день. Сегодня Калхасу пришло в голову разыграть ее. Прятаться заранее и сидеть в кустах ему было скучно, поэтому пастух положился на ловкость и ставшее привычкой чутье времени.
Калхас крался вслед за девушкой, стараясь не привлечь ее внимание и, в то же время, оказаться поближе к ней. Он раздумывал, позвать ли ее голосом отца, толстого ленивого пасечника, торговавшего медом и воском без особого желания и прибыли, или похотливо заблеять сатиром. Однако что-то насторожило девушку. Она резко обернулась, увидела Калхаса и, изображая испуг, бросилась бежать...
...У него было долгое, тощее, жилистое тело, которое прикрывала только козья шкура, обмотанная вокруг чресел. Жесткая обветренная кожа не боялась ни солнца, ни зимних леденящих ветров. Выгоревшие волосы были коротко острижены: так, чтобы они не лезли в глаза и не путались в колючках и терновнике, когда приходилось пробираться сквозь заросли. Как и тело, они могли принадлежать любому возрасту — и двадцати, и пятидесяти годам. Есть такая порода людей, которая очень быстро теряет мягкость юношеского облика, зато долго не страдает от лишнего жира и немощи, оставаясь легкой и подвижной, словно богомол.
