Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Мечта об открытиях, о новых, неизведанных путях — куда приведет она человека, стоящего на пороге юности? Устоишь ли ты, когда жизнь столкнет тебя с настоящим суровым испытанием? И сумеешь ли прийти на помощь тому, кто слабее, кто попал в беду?
Эти вопросы встают перед героями приключенческих рассказов Зои Тумановой. Их ведет по дорогам жизни стремление к открытию тайн природы, справедливости, желание сделать добро. Они ведут научный поиск, сталкиваются с загадочными явлениями природы, человеческой психики, им приходится решать проблемы, связанные с формированием всесторонне развитой личности.
отрывок из произведения:
...В ту пору умудрился я заболеть каким-то особенным воспалением легких — двусторонним. Провалялся в больнице порядочно. А вышел — себя в зеркале не узнал: в два раза длиннее и тоньше, чем был до болезни. С лица не то что румянец — загар сошел. Врачи заявили, что нужны мне для восстановления сил полный покой, горный мед и горный воздух. Курорт нужен...
На семейном совете отец сказал:
— У Муйдина-бобо — чем не курорт? Воздух — точно хрусталь, вода — еще чище, чем воздух, да и пасека под боком.
Дедушка Муйдин мне не родной, а троюродный, а может, и еще дальше, но зачем считаться родством, если на наш осторожный намек в письме люди отвечают телеграммой: «Пусть Саид едет в свой дом».
И вот я иду по пыльной кишлачной улице, а мне навстречу выбегает из калитки, семеня, словно перепелка, старушка в широком синем платье. Две седые косицы выбились из-под кисейного платка, глаза сияют! Обнимает меня, начинает рассыпать бесчисленные «айналай, ургилай», «пусть твои болезни ветер унесет», «погулять бы мне на твоей свадьбе» и прочее, выражающее безмерную ее любовь и радость. Следом за ней идет, нет, не идет, а выступает, величаво и неспешно, исполненный достоинства старик. У него белая волнистая борода, чуть пожелтевшая по краю, волоски его бровей, и черные, и седые, так длинны, что завиваются колечками, он ласково поглядывает на меня из-под этих каракулевых бровей.
— Благословен твой приезд, внучек, — произносит он старинное приветствие, — мой дом — ковер для твоих ног...
Так началось мое пребывание в Гальвасае — родном кишлаке моего отца. Половина здешнего населения — с какой-то стороны нам родня; все гостеприимны и любознательны, все стремятся как можно скорее поправить мое здоровье.
Первые дни проходят немного суетливо: то мы в гости, то к нам гости, калитка хлопает то и дело. Только на пятый день оканчивается этот разлив радушия, и жизнь входит в обычное русло.
Дедушка ушел к себе на пасеку. Бабушка, надев специальную ватную рукавицу, ловко прилепляет к раскаленной стенке тандыра сырые лепешки. Я, повесив на плечо кетмень, направляюсь в огород. Бабушка останавливает меня: «Ты еще слаб!». Но я в таких случаях умею разговаривать с женщинами и окончательно убеждаю ее пословицей: «В работе тело крепнет».
Подрубая и откидывая с грядок сорняки, я то и дело слышу голос бабушки: «Эй, Саиджан, а ты любишь, если в шурпу кладут душистые горные травки?» или «Саид, ягненочек мой, а не испечь ли для тебя пирожки с тыквой?». Потом бабушка идет в курятник и громко отчитывает какую-то несушку: «Ах, мохноногая, и не могла ты снести для гостя яичко покрупнее?».
На огороде хорошо: щекочет в носу от резкого запаха помидорных листьев и морковной ботвы, малыш-кузнечик усаживается прямо на носок моих кед, солнце прогревает спину. Наработавшись до жаркого пота и приятного томленья в плечах, иду в глубь сада. Здесь у маленького хауза стоит широкий деревянный топчан — чорпая, застеленная домотканым паласом, заваленная курпачами и подушками. Укладываюсь поудобнее и смотрю на небо сквозь ветки деревьев.
Тишина окутывает мягко, словно бархатом, и по этому бархату шьют свои узоры гуденье шмеля, шепот листьев, торопливое бормотанье воды в арыке, втекающем в хауз... Или нет, это тихая музыка дня, сложенная из множества звучаний, ее слагают и трепет трав, и дальняя жалоба горлинки, в ней каким-то образом участвуют пробегающие по листьям солнечные блики, дрожащая сетка света и тени, брошенная на пестроту одеял. На стволе вишни вздрагивает от ветерка белесая старая шкурка богомола, ее хозяин, уже в новой, ярко-зеленой одежке, качает свою невидимую люльку — взад-вперед, взад-вперед. Не меня ли укачивает? Я засыпаю легким, блаженным сном...
...В ту пору умудрился я заболеть каким-то особенным воспалением легких — двусторонним. Провалялся в больнице порядочно. А вышел — себя в зеркале не узнал: в два раза длиннее и тоньше, чем был до болезни. С лица не то что румянец — загар сошел. Врачи заявили, что нужны мне для восстановления сил полный покой, горный мед и горный воздух. Курорт нужен...
