Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В одном городе жили Муха и Пёстрый. Муха был духом какой-то мухи, которая не смогла выбраться из своей зимней щёлочки лет пятьдесят назад, а Пёстрый был духом кого-то пёстрого, который жил у одной женщины в незапамятные времена. А теперь они просто жили в городе — Муха и Пёстрый.
отрывок из произведения:
...Жизнь Мухи начиналась всегда одинаково. Он не был, не был, а потом вдруг осознавал, что он – есть. Всегда это происходило так же, как и в прошлый раз. Муха выбирался на Свет их неприметной щели, расправлял крылышки, оглядывался, ловил фасетчатыми глазами образ вечернего мартовского окна, ток прохладного воздуха из приоткрытой форточки – и взлетал.
Первым делом он отправлялся к Пестрому.
Он всегда успевал застать тот момент, когда Пестрый покидал чучело, стоящее на телевизоре, и прыгал на подоконник. Муха садился на стекло с одной стороны, а Пестрый прижимал лоб к стеклу с другой. С минуту они глядели друг на друга, потому Пестрый высоко подпрыгивал, и в мгновение ока оказывался сидящим в открытой форточке. К слову сказать Пестрый, как ни любил всяческие медитации, если хотел, мог прыгать и бегать очень ловко.
Несколько секунд они молчали, и Муха всегда не выдерживал первым.
— Здравствуй, — говорил он и начинал улыбаться.
— Ну, здравствуй, — отвечал Пестрый и тоже улыбался в ответ.
— Полетели? – предлагал Муха.
— Побежали, — соглашался Пестрый.
Во время этого бега они забывали, что очень долго были мертвы – Муха в своей щели, а Пестрый – в старом пыльном чучеле на допотопном телевизоре. Муха несся в небе, Пестрый скользил по земле. И чем дальше, тем легче им бежалось и летелось сквозь март. Синий вечер, знакомые силуэты – стены домов, помойка в углу двора, слюдяная наледь на лужицах, нереальный зыбкий свет фонарей, гротескные силуэты деревьев – всё сливалось воедино в их беге и полёте, и возвращало их к жизни, которой они были столь долго лишены. Катился серебристой двухрублевой монетой Пестрый, несся шальной черной молнией Муха...
А потом они добегали-долетали до большой Реки и долго смотрели на чёрную воду и плывущие льдины, еле различимые в темноте.
— Льдины – это, наверное, духи зимней воды, — обычно задумчиво говорил Пестрый. – Они уплывают и уступают место нам.
— А мы чьи духи? – спрашивал Муха. – А то я опять забыл.
— А мы… Ты – дух Мухи, который так и не сумел выбраться из своей зимней щелки в старом-старом доме лет пятьдесят назад, а я – дух Пестрого, который жил у одной женщины-Человека и умер… давно, наверное… я не помню, когда.
— Да, точно, – Муха взлетал, делал круг над головой Пестрого и садился на каменный парапет Реки. – Только какая теперь разница? Я знаю, что пришла весна – и мы снова стали живые. Пестрый, полетели пить чай, я замерз что-то… хотя я и дух.
...Жизнь Мухи начиналась всегда одинаково. Он не был, не был, а потом вдруг осознавал, что он – есть. Всегда это происходило так же, как и в прошлый раз. Муха выбирался на Свет их неприметной щели, расправлял крылышки, оглядывался, ловил фасетчатыми глазами образ вечернего мартовского окна, ток прохладного воздуха из приоткрытой форточки – и взлетал.
