Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Что связывает первобытного охотника Хромого и сотрудника современного НИИ? Зачем люди из Долины Звенящих Камней похитили Кошку — любимую женщину Хромого? Кто такой Странный, научивший племя множеству вещей, и покрывший стены своей пещеры непонятными знаками? В поисках ответов на эти вопросы автор вместе с читателем путешествует по времени и пространству, постепенно приоткрывая контуры нового вопроса, касающегося судьбы всего человечества.
отрывок из произведения:
...День уходил. Слепящее опускалось все ниже и ниже, туда, к далекой гряде Синих Холмов, на которые сырой ветер с Горькой Воды натянул сизые, беременные дождем тучи с краями иззубренными и острыми, как лезвия каменных ножей.
Тучи — хищные, вытянутые — тяжело переползали через вершины холмов, все глубже впивались в мягкую синеву неба, погромыхивали далекими еще, медленными раскатами... Так лезвие каменного ножа под треск рвущихся сухожилий неохотно входит в глотку оглушенного дубиной врага, кода воин всем телом навалился на рукоять.
Образ этот был настолько ярок и реален, что когда рваные кромки коснулись края Слепящего, полоснули по нему и окрасились алым, Хромой дернулся и жалобно застонал.
Он знал, как это бывает, когда холодное каменное лезвие рвет кожу и мясо, знал острый и терпкий запах крови. Своей крови.
Это было в тот день, когда в скалах они напоролись на охотничий отряд немых.
Хромого сбил с ног тяжелый удар, и в спину впились острые камни, а на груди уже сидел враг, и беспощадное иззубренное жало подбиралось к горлу...
Мускулы сводило судорогой отчаянья, и руки тряслись от напряжения, но лезвие надвигалось все ближе, и все шире расплывалось в злобной улыбке нависшее над ним косматое лицо — ощеренные желтые слюнявые клыки, холодные безжалостные глаза, струйки пота на грязном лбу — а в голове билась, трепыхалась одна мысль: «Не хочу, не хочу, не хочу!..» Хромой слышал, как рвется, трещит его кожа, и горло жгло, как огнем, и потекло по шее теплое, липкое — сначала тоненькой струйкой, потом сильнее...
И почему-то вдруг он всем своим угасающим естеством ощутил объемность и красочность покидаемого им мира — выпуклость и округлость окаменевшего от усилий плеча немого, и веселую игру световых бликов на этом потном плече, и алое, как бы светящееся изнутри брюшко присосавшегося к этому плечу огромного слепня...
Слепень и спас Хромого.
Враг дернулся и на секунду ослабил хватку. А потом... Скорченное косматое тело давно уже перестало вздрагивать, а Хромой все бил и бил дубиной по обросшей жесткой щетиной пасти, по этим глазам, еще минуту назад горевшим предвкушением убийства.
Шрам на шее остался навсегда — багровый, вздувшийся, рваный. Кошка, бывало, гладила этот шрам кончиками пальцев и огорчалась, что он на шее, а не на лице, а то бы Хромой был самым красивым охотником Племени.
Хромой зажмурился и потряс головой: он пришел сюда не для воспоминаний.
А на небе уже не было ни Слепящего, ни каменных ножей, залитых его кровью, а была сплошная полоса туч над горизонтом — багровая, как воспаленная рана, и края ее горели алым. А выше...
Бывают ли песни без звуков, без голоса? Бывают.
Потому что иначе, чем песней, нельзя назвать эти плавные переливы мягкого света — от алого и золотого на западе, через зеленый, бирюзовый, голубой, к глубокой и прозрачной синеве на востоке...
Это была мелодия цвета — спокойная, простая. Она навевала замершему в восторге Хромому необыкновенно светлую грусть, и щемило сердце, и на глаза наворачивались слезы, но это было хорошо, и мысль о том, что наваждение исчезнет с заходом Слепящего, ужасала...