Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Герои романа украинского писателя, участника Великой Отечественной войны, разведчика-парашютиста, известного читателю по книгам «Когда разлучаются двое», «Так рождались звезды», — пограничники, первыми отражавшие вероломное нападение фашистских войск 22 июня 1941 года на советскую землю. Напряженные бои на границе, горький путь отступления, героическая оборона Киева, партизанские действия на Полтавщине, выход советских войск и украинских партизанских отрядов на правый берег Днепра — вот основные этапы описанных в романе событий.
Книга рассчитана на массового читателя.
отрывок из произведения:
...В сердца двух молодых пограничников — ефрейтора Ивана Оленева и рядового Андрея Стоколоса — вползала тревога.
Они стояли в наряде и вслушивались в грохот танков и тягачей, который доносился с западного берега Прута. Неспокойным был и их верный друг Каштан. Он сидел, опираясь на передние лапы, и водил острыми ушами.
Оленев и Стоколос пытались разобраться, что происходит на том берегу. Особенно настораживали команды на немецком: хлесткие, зычные… Тревогу создавало и неровное, завихряющееся течение реки, и ночная тьма, в которую они вглядывались до боли в глазах.
На рассвете за рекой стало тихо и напряжение несколько спало. Внезапно в безоблачном, сине-багряном от утренней зари небе загудел самолет.
— На всякий случай «Фокке-Вульф-190» пожаловал, — определил Андрей, прищуривая глаза и прислушиваясь.
«На всякий случай» у Андрея всегда что-то выражало: недовольство, утверждение, насмешку, иронию и даже искреннее восхищение. Все зависело от настроения парня. Сейчас же Андрей был раздражен наглостью немецких летчиков, вот уже который раз за прошедший месяц вторгающихся в воздушное пространство Союза ССР.
— Вот именно! Снова, проклятый, летит через границу! И не проучат его наши! Просто зло берет! — в в сердцах сказал Иван.
Рокот моторов уже растаял, а они еще смотрели вслед исчезнувшему самолету, прищуривая натруженные за ночь глаза. Пограничники надолго замолчали. Тревожно на сердце. Неспокойно на душе… Такой тревоги, естественно, нет в это тихое утро в наших воинских частях, которые расположены здесь, вблизи границы, и тем более в гарнизонах глубинных районов. Не чувствуется подобного беспокойства ни в колхозах, где вот-вот начнется жатва, ни на заводах, шахтах, где, как еще вчера в последних известиях сообщало радио, «рабочий класс кует экономическое могущество страны». Работы хватает, и ею живет вся страна от Карпат до Владивостока. Все убеждены, что граница на надежном замке и Красная Армия даст отпор любому захватчику. А у пограничников тревожно. Уже неделя, как у них боевая готовность номер один. А сколько перекопали земли за весну вокруг заставы, сооружая блокгаузы, доты и соединяя их ходами сообщения!
В долине Прута защебетали птицы, как будто хотели разогнать седой туман и скорее встретить солнце, которое вот-вот выглянет из-за далеких холмов. От заставы донеслись позывные Москвы — «Широка страна моя родная».
Андрей Стоколос еще раз взглянул на чужой берег. Он увидел, как к мосту подошли двое в черных мундирах. Андрей вышел из засады. В бинокль разглядел чужих солдат. У одного на щеке шрам. Заметив советского пограничника, солдат погрозил кулаком.
— Ты посмотри на него! Какой храбрец! — хмуро сказал Оленев.
— Не храбрец, а наглец! — рассудительно заметил Стоколос и закончил мысль своими словами: — На всякий случай.
— Вот именно! — согласился Иван Оленев.
Прибыла смена, Стоколос и Оленев, вскинув на плечи винтовки, пошли сквозь камыши и ивняк дорожкой, о которой знали только пограничники. Впереди Каштан. Время от времени пес оборачивался, задирал голову, будто ожидал распоряжений, и снова трусцой бежал вперед, принюхиваясь.
Вышли из камышей. В этот час на заставе пограничники всегда делали физзарядку, и ветерок доносил команды: «Подтянуться… Вот так. Еще раз… Хорошо… Теперь можно и отдохнуть…» — А когда мы, Андрей, отдохнем? — спросил Оленев. — Вот поймаем лазутчика с радиостанцией, и капитан Тулин выхлопочет нам отпуск хотя бы на недельку. До Сибири я не доберусь за это время, а вот к Наде Калине можно и махнуть.
— К Наде? — переспросил Стоколос. — А как же быть с подлогом?
— И не говори! — недовольно ответил Оленев. — И все из-за Колотухи! Диверсантом ему быть, а не старшиной заставы!
Андрей засмеялся.
— Тебе что! Ты девчатам нравишься, — с завистью сказал Оленев. — А письма какие сочиняешь за ребят! Да такого сочинителя не найти на всей границе. Смеешься! А мне, бедняге, как выкрутиться из ловушки, в которую попал, точно баргузинский соболь?
А случилось вот что. Пограничник Терентий Живица с Черниговщины дал адрес своей двоюродной сестры Нади Калины сибиряку Ивану Оленеву. Первое письмо Иван не решился написать сам и попросил сделать это Андрея Стоколоса. Андрей так горячо и красочно рассказал о далеком и родном Ивановом крае, что Надя сразу согласилась переписываться с ним. Оленев был не столько рад этому, сколько озадачен и даже напуган. Он стал просить Андрея, чтобы тот продолжал писать письма. А когда Надя попросила выслать фотокарточку, Максим Колотуха, отвозя почту с заставы, распечатал конверт и заменил фотографию Оленева на фотографию Стоколоса. Подлог выяснился совсем недавно, когда Надя написала, что Оленев очень понравился всем девушкам в селе. «Волосы белые, брови черные, глаза ясные, будто заглядывают прямо в душу». Это вроде бы так говорили Надины подруги. Да только Оленев догадался, что это ее слова. Значит, Наде понравился парень, настоящее имя которого — Андрей Стоколос. Вот и происходит теперь словесная дуэль между Оленевым и Колотухой. «Какой же ты олень, когда побоялся написать ей письмо! — подначивал Максим. — Телок ты безрогий, а не енисейский олень!» С тех пор и прилипло к Оленеву прозвище Телок. Иван и правда запутался, не знает, как выпутаться из этой истории… — Молчишь? — еще раз переспросил Андрей.
— Как-то надо выкрутиться еще до демобилизации, — озабоченно сказал Оленев. — А как Колотуха стибрил у тебя фото?
— Взял незаметно из моего альбома.
— Слушай, Андрей! Пиши и дальше ей вроде от меня, пока чего-то лучшего не придумаю! Тебе что! Леся Тулина так и ест глазами, как увидит тебя. Таня из-под Белой Церкви неравнодушна. Я по почерку вижу, что любит тебя.
— Не удивлюсь, если ты по медвежьему следу сможешь определить, сколько зверю лет, — пошутил Стоколос. — Но точку над «i» нужно тебе, Ваня, поставить!
— Какую точку? — не понял Оленев.
— Открыться нужно Наде, — посоветовал Андрей. — Будь посмелее! На всякий случай!
— Тебе легко говорить, — с горечью сказал Оленев. — Верно старшина называет тебя телком… А мне еще ни одна из девушек не понравилась!
— И твоя Таня? — удивился Оленев.
— Не знаю еще, моя Таня или не моя.
— Не знаешь? Почему же?
— Потому как за ней ужом увивается химик.
— Какой химик?
— Учитель этой премудрой науки. Молодой, а шустрый! Даже мне ставил «отлично».
— Подкупить тебя хотел? — спросил с возмущением Оленев.
— Нет. Заставил меня штудировать эту проклятую химию. Представь себе. Вызывает меня к доске и говорит: «А напиши-ка формулу мыла…» — А разве у мыла есть формула? — удивился вдруг Оленев. — Про формулу воды и соли я слышал. А вот мыла… — Вот вызовет меня химик, — вел дальше Андрей, — а я ни бе ни ме. Поэтому и учил химию, чтобы не краснеть ни перед учителем, ни перед Таней.
— А спирт тоже имеет формулу? — поинтересовался Оленев.
— Конечно: це два аш четыре о аш, — весело ответил Андрей. — А для чего тебе эта формула?
— Знаем для чего! Повтори еще! Так. Так! — загадочно улыбнулся Оленев, как будто повторял какой-то шифр, и, с удовлетворением хлопнув рукой по прикладу винтовки, тихо добавил: — Проэкзаменуем одного умника!
...В сердца двух молодых пограничников — ефрейтора Ивана Оленева и рядового Андрея Стоколоса — вползала тревога.
