Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Анатолий Егорович Агарков родился 23 сентября 1954 г. в поселке Увельском Челябинской области. Служил в морских частях пограничных войск. Окончил Челябинский политехнический институт по специальности «Двигатели летательных аппаратов». Работал инженером на заводе им. С.Орджоникидзе, журналистом в районной газете «Ленинское Знамя», инструктором Увельского райкома партии, техником авиационного полка, заместителем председателя Комитета по архитектуре и строительству при администрации района. В 1991 — 1993 гг. выпускал собственную литературно-рекламную газету «Лира». Лауреат литературного конкурса Интернет-журнала «Эрфольг» – 2007.
Живет в п. Увельский, Россия.
Повесть входит в сборник «Самои».
отрывок из произведения:
...Зимний вечер. На западе догорал и не мог догореть печальный закат. Наконец стемнело. Нагрянул незваный гость — северный ветер, закружил метель на пустынной улице. Вороха снега полетели вдоль домов, поползли позёмкой по тротуарам, сумасшедшие пляски затеяли под качающимися фонарями. Засыпало крыши и окна, за рекой метель бушевала в стонущем парке.
По улице шёл человек, подняв ворот длинного пальто и согнувшись навстречу ветру. Тёплый шарф плескался за его спиной, ноги шаркали и скользили, лицо секло снегом. Окна одноэтажных домов, закрытые ставнями, казались нежилыми — нигде не пробивался лучик света. А из этого старого, добротной кирпичной кладки особняка через лёгкие занавески щедро лился свет на тротуар и заснеженную дорогу. К нему и свернул человек.
У стены спинкой к окну стояла кровать. На ней поверх одеяла лежала девушка в опрятном ситцевом платье с книгою в руках. Она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо её не выражало интереса, глаза были равнодушные, синие с поволокой. Она опустила книгу на грудь, завела прядь волнистых волос за ухо и взглянула на подруг. Девчата наряжались в театр и весело щебетали.
— Так то ж не танцы — кто в театрах-то знакомится?
— Ну и что! Думаешь, туда парни не ходят? Ходят, да ещё какие — интеллигентные.
— Ну и о чём, Зинуля, ты будешь с ними говорить?
— А я скажу: здрасьте, мне девятнадцать лет, я — студентка, пою, танцую, играю на гитаре — давайте дружить, И запела:
— Ах, водевиль, водевиль, водевиль!...
Её подружка Вера, босоногая, в одной шёлковой сорочке, присела в жеманном реверансе перед зеркалом, заговорила в нос и картаво:
— Театр? Ах, как это несовременно, господа. Там актёры со скукой и отвращением смотрят в зал пустыми глазами и прямо на сцене пьют водку...
— Кто это сказал?
— Читала...
Девчата хохочут, снуют по комнатам, заканчивая сборы. По оконным занавескам мечутся их тени.
— Ты, Машулька, не скучай — мы скоро придём. Крепко не спи и не забудь лекарство перед сном.
У девушки на кровати на ресницах выступили слёзы. Она смахнула их украдкою, легла на бок, подперев рукой щёку. Молчала и слушала.
— Бойкая ты, Зинка, — говорила Вера, зажав шпильки в зубах. — А вдруг нарвёшься на какого-нибудь маньяка-убийцу?
— Мой час ещё далёк — отметка не сделана. А умирать пора придёт — всё равно не отвертишься: муха крылышком заденет — хлоп и помер.
Чайник закипел на электроплитке. Маша сняла его и опять легла. Уже давно ей чудился какой-то шорох за окном. Было так грустно и весело смотреть на девчонок, что не вслушивалась, думала — вьюга. Но тут явственно услышала — скрипнул снег под чьими-то ногами. Девушка быстро откинула угол занавески и прильнула к стеклу. Под перекрещивающимся светом из дома и от уличного фонаря прямо под окном увидела Маша седого большелобого старика, без шапки, в длинном пальто. Он стоял, вытянув шею, и глядел на неё. Она вздрогнула от неожиданности.
— Вам что здесь надо? — спросила она через стекло. Старик ещё вытянул шею, стоял и смотрел на неё. Потом погрозил ей указательным пальцем сухой руки без варежки.
Маша отпрянула от окна, задёрнув занавеску. Сердце её отчаянно билось. Заскрипел снег за окном — звук шагов удалялся.
— Ты что? Ты с кем там? — не отрываясь от своих дел, спросили девчонки.
— Испугалась, — ответила Маша. — Старик какой-то под окном ходит без шапки, пальцем погрозил. Девчонки, как вы пойдёте? Вдруг он вас заловит.
— Это не ходить, что старик какой-то пальцем погрозил? — Зинка задиристо вздёрнула брови.
— На несчастье он погрозил, — тихо сказала Маша.
— Брось, Машка. Онанист какой-нибудь в окна заглядывает. Вот мы его с Веркой в сугроб толкнём, — сказала Зина, подходя к окну.
Маша отвернулась, по щекам её текли слёзы. Вера присела к ней на кровать, погладила по колену, потом дёрнула занавеску.
— Видишь, дурёха, никого нет. Фокус-покус — смойся с глаз.
За окном ветер разорвал снежные облака, в бездомном чёрном небе засверкали звёзды.
Дом номер шестьдесят три по улице Набережная был разделён на две половины кирпичною кладкой в дверном проёме. В одной его части жила хозяйка — высокая, костлявая старуха, с суровым замкнутым лицом, с тонкими плотно сжатыми губами и глубоко запавшими, в тёмных обводах, глазами. Весь её вид говорил: ох, сколько же я пережила на своём веку, и совсем в душе моей не осталось ни мягкости, ни душевности, ни теплоты. Соседи считали старуху злющей и твёрдой, как кремень.
Другая половина уже много лет сдавалась жильцам. Сейчас там квартировали три девушки — студентки Троицкого зооветеринарного института.
В тот памятный зимний вечер в гостях у хозяйки был некий старик. Его узкое лицо словно вырезано из старого дерева, сухого растрескавшегося, в тёмных провалах глазниц будто колючки притаились, щёки впалые, глубокие вертикальные морщины бороздили их, редкие седые волосы по краям выпуклого лба едва прикрывали бледные, с синими прожилками виски, на худой, морщинистой шее тоненькая цепочка уходит куда-то под старую фланелевую рубаху...
...Зимний вечер. На западе догорал и не мог догореть печальный закат. Наконец стемнело. Нагрянул незваный гость — северный ветер, закружил метель на пустынной улице. Вороха снега полетели вдоль домов, поползли позёмкой по тротуарам, сумасшедшие пляски затеяли под качающимися фонарями. Засыпало крыши и окна, за рекой метель бушевала в стонущем парке.
