Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Тихий поселок в российской глубинке, бывший фронтовик, немолодой капитан маленького волжского катера Иван Бурлаков, его новый помощник Сергей, и между ними женщина, Еленка — простая, казалось бы история о простых людях, но в повести «Иванов катер» она обретает силу и глубину философской притчи. За сценарий одноименного фильма, положенного на полку в 73-м и пришедшего к зрителю уже в перестройку, Борис Васильев был удостоен премии Союза кинематографистов «Ника» 1987 года.
отрывок из произведения:
...Вечерами в маленькой поселковой больнице тихо. Бесшумно скользнет по коридорчику сестра, разнося градусники. Прокряхтит сухонькая старушка, да скрипнет дверь за мотористом с «Быстрого», выходящим покурить в холодные сени.
А сегодня тишина нарушилась тяжелыми шагами врача, беготней сестер, тревожным скрипом носилок.
Моторист выскочил в коридор:
— Никифорова с Иванова катера в операционку повезли.
— Утоп!… — ахнула бабка.
— Нет, бабка, за борт свалился…
За разговорами не заметили, как по коридору мимо палат прошли двое; один прихрамывал, крепко налегая на палку.
Он был немолод. От хромоты в левой ноге чуть сутулился и при ходьбе привычно выносил вперед правое плечо. Морщины избороздили до черноты загорелое лицо, и особенно много их набежало возле глаз, словно человек этот всю жизнь смотрел против ветра.
Он шел, стараясь без стука ставить палку, а впереди беззвучно летела девчонка-сестра, от бьющей через край энергии выворачивая по-балетному носки матерчатых тапочек. У операционной остановилась:
— Посидите.
Боком скользнула в дверь, а он осторожно присел на краешек стула, поставив между ног палку.
Как все здоровые люди, он был чуть напуган больничной тишиной: стеснялся сесть поудобнее, скрипнуть стулом, поправить сползавший с плеча тесный халат. Стеснялся своего здоровья, стоптанных башмаков из грубой кожи и тяжелых рук, сплошь покрытых ссадинами и порезами.
— Иван Трофимыч?… — Моторист опять вылез в коридор.
— Петр? — шепотом удивился Иван. — Ты чего тут?
— Аппендикс вырезали, — не без гордости сообщил моторист, садясь рядом. — Флегмонозный.
— С Федором-то беда какая… — Иван вздохнул.
— А что случилось?
— Запань у Семенова лога утром прорвало. Не знаю, откуда вода пришла, а только рвануло троса, и понесло лес в Волгу. А тут — ветер, волна. Треск стоит — голоса не слышно. Ну, все кто куда: с лесом не пошутишь.
— Ай-яй-яй!… — опечалился моторист. — И много ушло?
— Да нет, немного. Аккурат мы воз навстречу вели, к «Немде» цеплять. Пиловочник сплошь, двести сорок метров. Ну, увидал я: лес в лоб идет… — Буксир топором да к берегу! — сказал моторист. — Затрет бревнами — «мама» сказать не поспеешь.
Иван улыбнулся.
— А я по-другому рассудил. Плот только сплочен, троса добрые, а ширина в этом месте невелика: развернул, корму в Старую Мельницу сдал — там камни, уязвил прочно. А катерок свой за мысок спрятал. Знаешь, где малинники?
— Ну?
— Ну и сдержал лес, не пустил в Волгу-то, на простор.
— Ишь, сообразил! — завистливо вздохнул моторист. — Премия, поди, будет, благодарность… — Благодарность, может, и будет, а вот помощника уж не будет, — вздохнул Иван. — Как ударило нас первой порцией — троса запели, а Федора на бревна сбросило. Выловили, а рука на жилах висит.
— Оклемается, — уверенно сказал моторист. — Мужик здоровый. Да и доктор молодец: меня пластал — любо-дорого.
Стемнело, когда из операционной вышел доктор. Увидев его, моторист трусливо юркнул в палату. Скрипнув стулом, Иван встал навстречу, но доктор опустился рядом, и Иван, постояв немного, тоже присел. Он стеснялся начинать разговор, а доктор молчал, медленно разминая в пальцах папиросу.
— Перелом позвоночника, — сказал он, прикурив и глубоко затянувшись. — Скверное дело, капитан.
— Долго пролежит? — тихо спросил Иван, плохо представляя, что это значит.
— Всю жизнь. — Врач курил жадно, изредка разгоняя рукой сизые клубы дыма. — Всю жизнь, капитан, какая осталась… — Трое детей… — невольно вырвалось у Ивана.
— Что?
— Трое детей, — повторил Иван и опять встал. — Старшему — двенадцать, не больше… Доктор молчал. Вспышки папиросы освещали его осунувшееся лицо и капли пота на лбу.
И опять замолчал. Иван постоял немного и, тихо попрощавшись, похромал к раздевалке.
В раздевалке он сдал халат и в обмен получил потрепанный рабочий пиджак. Пожилая гардеробщица полюбопытствовала насчет Никифорова, и он сказал ей, что дело Федора плохо и что у него трое детей. Гардеробщица, вздыхая и сокрушаясь, отперла уже по-ночному заложенные двери, и он вышел на темную окраинную улицу поселка.
Он привычно свернул вниз, к пристаням, но, пройдя немного, остановился. Посмотрел на часы и, быстро перекидывая палку, враскачку зашагал по узкой крутой тропинке от угла и громко постучал палкой по запертой калитке...
...Вечерами в маленькой поселковой больнице тихо. Бесшумно скользнет по коридорчику сестра, разнося градусники. Прокряхтит сухонькая старушка, да скрипнет дверь за мотористом с «Быстрого», выходящим покурить в холодные сени.
