Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Братья Мак-Лаклены хороши всем – красотой и умом, мужеством и отвагой. Отчего же не могут эти сыновья гордого шотландского клана найти себе невест?
Все просто – слишком мрачные легенды ходят об уединенном острове, на котором они поселились. Ни одна девушка не захочет оказаться там по доброй воле. Остается одно – похитить красавиц силой! Пробуждать страсть в похищенных пленницах – древнее искусство, которым владеет всякий мужчина из рода Мак-Лакленов!..
отрывок из произведения:
...Для Эмилии Эмерсон это был один из тех ясных, чудесных дней, когда небо похоже на громадную синюю чашу, опрокинутую вверх дном вроде фаянсовой миски, в которой кухарка в субботу по утрам замешивает тесто для хлеба. Облака – и те как будто резвились; они неслись по эмалево-синему небу, словно легкие белые струйки просеянной, чистой муки.
Эми повернулась лицом к теплым лучам августовского солнца и закрыла глаза. Мысленно она представила себе Господа Бога, стоящего на небесах над ее головой в белой хламиде и фартуке. Его седые длинные кудри были подоткнуты под хрустящий от крахмала льняной колпак повара, и он месил небо, как тесто, одаривая всех тех, кто был на земле, этим чудесным днем.
Такое же эмалево-синее небо было и в июне, в тот день, когда Уильям де Пайстер пригласил ее покататься на лодке по реке Кеннебек. Лодка их тихонько скользила по глади реки, и красные цветы распускавшихся кленов, облетая, плыли по воде перед ними, точно бархатный алый ковер, расстеленный к ногам королевы. Это был самый прекрасный день в ее жизни: улыбки, несколько обрывочных слов и нежный поцелуй чуть позднее – и Эми сошла на берег, опираясь на сильную руку Уильяма, ту самую, что украсила красным кленовым цветком ее волосы и изумрудным обручальным кольцом ее руку.
Странно, как может неожиданно измениться жизнь человека. Ее родители умерли три года назад, и Эми с тех пор проводила каждое лето в Мэне. Один из ее опекунов решил, что морской воздух будет полезен для девушки, и остальные тотчас же согласились.
Летом избранный кружок отдыхающих стекался сюда отовсюду: из Бостона, Филадельфии, Нью-Йорка – толпы богачей из высшего света. Все они на лето съезжались в Мэн, где голубика была сочной и спелой, где легкий морской ветерок навевал спокойствие и беззаботность, где устраивались катания на яхтах и люди общались в своем замкнутом, узком мирке – среди тех, в чьих жилах текла голубая кровь, а в карманах водились деньги.
У Эмилии Эмерсон были деньги – целая куча денег. Вполне достаточно для того, чтобы ее имя стояло среди первых в «Бич» – каталоге, где значились величина и источник происхождения каждого американского состояния. Вполне достаточно для того, чтобы перед ней распахнулись священные двери, надежно отгораживающие от мира тех, кого в Америке считали аристократами. Вполне достаточно для того, чтобы ей присылали все должные приглашения, где водяными знаками на бумаге были написаны такие имена, как Кэбот и Ливингстон, Дибон и Уинтроп, – имена потомков старинных богатых родов. Эми бывала на их вечерах даже после того, как поняла, что она там не очень-то желанная гостья и более того – пария, поскольку родители ее имели дерзость заработать свои миллионы, вместо того чтобы унаследовать их от какого-нибудь прапрадедушки, бежавшего из Старого Света пару столетий назад и прибывшего в Америку, чтобы питаться там кукурузой вместе с индейцами.
Эми никак не могла взять в толк, отчего состояние, нажитое тяжким трудом и своим собственным умом, считается менее достойным, чем капиталы, произраставшие на банковских процентах и ипотеках или на громадных земельных угодьях последние сто лет, а то и больше. Отличие старых состояний от новых оставалось для Эми загадкой.
Правда, Эми совсем почти не знала людей. Она всегда жила под крылышком у родителей, а те оберегали ее и лелеяли в своем маленьком семейном мирке, где она неизменно ощущала себя любимой.
Казалось, это было только вчера – она мысленно видела отца, с его длинными, неудобно подогнутыми ногами, сидящего в маленьком белом креслице с цветками анютиных глазок на обивке. Он был невероятно высокий, однако умудрялся очень ловко удерживать фарфоровую чашечку с блюдцем на своих худых коленях и есть при этом сандвичи с огурцами, слегка оттопырив изящный палец.
Он научил свою дочку чувствовать красоту цветов и деревьев, птичьей песни и сияния летнего неба. У него было чутье на то, что справедливо и что нет, и на то, что представляло для него истинную ценность.
Случалось, они гуляли вместе с Эми, и отец, покачивая темноволосой головой, говорил с недоумением, что никогда не мог понять, как это люди, глядя на цветущую розу, на красные клены, меняющие цвет своих листьев, или слушая утреннюю песню скворца, могут усомниться в существовании Бога. У него было такое же удивленное лицо всякий раз, когда он смотрел на Эми или на ее мать, – словно он никак не мог поверить, что они и в самом деле существуют.
С матерью Эми чувствовала себя уверенной, защищенной. Та как-то умела угадывать, когда девочка нуждалась в ласке, в добром совете или просто в утешающем, нежном касании руки. Ей достаточно было взглянуть на дочку, чтобы заметить, что той нездоровится. Ей даже не требовалось для этого касаться ее лба рукой или губами.
Сколько раз, бывало, Эми, почувствовав, что проголодалась, оборачивалась и видела мать, уже стоявшую у дверей ее комнаты с вазочкой, полной фруктов, или с тарелочкой булочек к чаю. Мать всегда находила предлог, чтобы войти в спальню Эми буквально за минуту до того, как девочка ощущала, что валится с ног от усталости. В мгновение ока Эми оказывалась переодетой в ночную рубашку и лежала под одеялом в своей теплой, уютной кроватке, а мать в это время гасила свет и желала ей доброй ночи таким мелодичным и ласковым голосом, словно он доносился с небес.
Эми еще не было семи, когда они с матерью увидели куклу с чудесным приданым в витрине универсального магазина Шварца. Эми помнила, как вставала на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там внутри.
Витрина от ее дыхания затуманилась, так как девочка прижималась носиком к льдистому, холодному стеклу, и мама тогда наклонилась – лицо у нее было улыбчивое, нежное – и вытерла затуманенное стекло своим прекрасным кружевным платочком, так чтобы Эми могла спокойно разглядывать все, что в витрине. Они простояли там не менее получаса, и снег падал на их меховые муфты и на воротники бархатных пальто. Но мать ни разу не поторопила ее, давая Эми наглядеться вволю...