Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
История человека и его страха — это один из самых сложных сюжетов именно за счет превалирования внутреннего действия над внешним.
отрывок из произведения:
...Коптер идет на девятистах метрах. Внизу – словно Творец застелил все огромной простыней. В темноте снег едва заметно светится. Эта мягкая флуоресценция пугает – сразу вспоминаются жуткие в своей безысходности легенды северных народов про инистых великанов, горных троллей и прочая дьявольщина.
Про здешние места легенд не сложено по причине полного отсутствия слагателей. «Здесь птицы не поют, деревья не растут и только мы к плечу плечо…» – строчка из еще более жуткой, чем фольклор скандинавов, песни, которую любит шеф. Шеф русский, песня русская – это объясняет многое, если не все.
Заснеженная равнина уходит к далекому горизонту, но темнота и поземка скрадывают расстояние. Ветер внизу пока весьма умеренный, девять метров в секунду. Влажность, давление, температура – все в норме для этого времени года.
Все в норме, кроме того, что произошло на Двенадцатой.
История появления этой станции такова: лет пятнадцать назад во время глубокого сканинга ледника экспедиция Герхарда – Дубинина обнаружила в толще ледникового массива несколько глубоких трещин сверхвысокой глубины. Судя по показаниям приборов, они пронизывали четырехкилометровый слой льда практически до скального основания, что позволяло изучить геологическое строение материка без затратного бурения, а кроме того, в нижних частях трещин было зафиксировано существенное увеличение влажности воздуха, и Дубинин высказал предположение о существовании подледниковых полостей с собственным мироклиматом, и, возможно, уникальным, реликтовым биоценозом. Воздух из этих полостей и проникал в трещины через систему ледяных гротов, повышая влажность.
Исследование трещин, названных «разломами Герхарда – Дубинина», включили в план, и через год у устья самого большого из четырех разломов была основана научно-исследовательская станция, получившая, по иронии судьбы, тринадцатый порядковый номер, но входившие в руководство Комитета по изучению материка аргентинцы и чилийцы, люди традиционно суеверные, настояли на изменении номера, и станция из тринадцатой стала двенадцатой.
Работы шли ни шатко ни валко – для начала все четыре разлома были перекрыты герметичными конструкциями, затем началось обустройство спусков. Из-за недостатка финансирования Двенадцатую несколько раз консервировали, работы то останавливались, то возобновлялись, пока наконец в сорок шестом в разломе номер два группа профессора Никамуры не достигла грунта и не было официально объявлено, что никаких подледниковых пещер не обнаружено, а влажность воздуха повышена из-за таяния льда в приземном слое.
С тех пор третий год на Двенадцатой работали только геологи, сменявшиеся каждые четыре месяца. Нынешняя группа в составе болгарина Стефана Римчева, англичанина Чарльза Оуэна, перуанки Авроры Мерида и израильтянки Лилии Канкун через месяц должна была покинуть станцию, уступив место следующему «экипажу».
Собственно, это была вся доступная мне информация по Двенадцатой. Ничего примечательного. Я бы даже сказал – рутина.
Коптер мерно покачивало. Франсуа в такт подергивал головой – я слышал, что у него в шлеме играла музыка. Ну и пусть себе, а я отправлюсь в гости к Морфею. Устроившись поудобнее в кресле, отключаюсь.
– Свет! – прохрипел в наушниках голос толстого Франсуа. – Двенадцатая. На запросы не отвечает. Снижаюсь.
Я глянул на часы – ого! – подался вперед, всматриваясь во мглу за стеклом кабины. Поначалу мне показалось, что пилот ошибся, но вскоре и я разглядел среди мертвого мерцания снегов теплую искорку посадочного маяка.
– Ветер усилился, – сообщил пилот. – Уже шестнадцать метров. Внизу болтать будет. Если дойдет до двадцати, то не сяду.
– Почему?
– Снесет. Потом не вытяну на взлет.
– Но у меня задание!
Пилот повернулся ко мне равнодушно-безликим визором с отпечатками пальцев, дернул плечом.
– Спущу на «качелях».
Я отрицательно покачал головой.
– Так не пойдет. Вдруг там пострадавшие, им потребуется срочная эвакуация?
– У меня инструкция! Я подожду на высоте. Десять минут, – безапелляционно заявил пилот. – Ты дойдешь до станции, вызовешь меня. Если все нормально, заберу тебя завтра, сводка по погоде хорошая.
– А если не нормально?
– Ну, тогда сяду! – с досадой рявкнул он и отвернулся...
...Коптер идет на девятистах метрах. Внизу – словно Творец застелил все огромной простыней. В темноте снег едва заметно светится. Эта мягкая флуоресценция пугает – сразу вспоминаются жуткие в своей безысходности легенды северных народов про инистых великанов, горных троллей и прочая дьявольщина.
