Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Джон Голсуорси — выдающийся английский прозаик и драматург, один из крупнейших писателей-реалистов первой трети XX века. В 1932 году Голсуорси была присуждена Нобелевская премия.
Джон Голсуорси сочетает в своих произведениях силу социального анализа с гуманистическим пафосом, утверждающим высокие нравственные идеалы.
Особенным благородством отличается его трактовка темы любви.
отрывок из произведения:
...Полдень. Столовая в доме Андервуда. Жарко пылает камин. По одну сторону от камина — двойные двери, ведущие в гостиную, по другую — дверь в холл. Посредине комнаты стоит длинный обеденный стол без скатерти — за ним заседает правление. Во главе стола в председательском кресле восседает Джон Энтони, крупный, чистовыбритый румяный старик с густыми седыми волосами и густыми темными бровями. Движения его неторопливы и словно бы неуверенны, но в глазах — живой огонек. На столе подле него поставлен стакан с водой. Справа от Энтони — его сын Эдгар, серьезный молодой человек лет тридцати, читает газету. За ним, склонившись над бумагами, сидит Уэнклин, — у него торчащие брови и русые, тронутые серебром волосы. Рядом, помогая ему, услужливо изогнувшись, стоит секретарь Тенч, невысокий нервный человек с бакенбардами. Справа от Уэнклина сидит управляющий Андервуд — уравновешенный человек с большим решительным подбородком и твердым взглядом. По другую сторону от председателя, через два стула, поближе к камину — Сквнтлбери, крупный, бледный и какой-то сонный джентльмен с лысеющей седой головой. У камина стоит худой и вечно недовольный Уайлдер — у него землистый цвет лица и опущенные книзу седые усы.
Уайлдер. Так и пышет! Нельзя ли поставить экран, Тенч?
Скэнтлбери. Да, было бы неплохо.
Тенч. Сию минуту, мистер Уайлдер (глядя на Андервуда). То есть... может быть, управляющий... может быть, мистер Андервуд...
Скэнтлбери. Уж эти ваши камины, Андервуд...
Андервуд (оторвавшись от бумаг). Что, экран? Разумеется! Прошу прощения (идет к двери, улыбаясь едва заметно). Сейчас у нас тут редко кто жалуется, что ему чересчур тепло.
Он говорит медленно, иронически, так, будто у него между зубами зажата трубка.
Уайлдер (обиженным тоном). Вы говорите о рабочих?
Андервуд выходит.
Скэнтлбери. Бедняги!
Уайлдер. Сами виноваты, Скэнтлбери.
Эдгар (показывая на газету). «Тренарта ньюз» пишет, что рабочие буквально бедствуют.
Уайлдер. И вы читаете этот листок? Отдайте его Уэнклину. Под стать его радикальным взглядам. Нас, конечно, называют хищниками? Стрелять таких редакторов надо!
Эдгар (читает). «Если бы высокочтимые джентльмены, которые управляют листопрокатным заводом «Тренарта», не выходя из своих лондонских кабинетов, соблаговолили прибыть сюда и посмотреть, в каких условиях приходится жить рабочим, во время забастовки...» Уайлдер. Но мы же здесь!
Эдгар (продолжая). «...трудно поверить, чтобы даже их каменные сердца не дрогнули от сострадания».
Уэнклин берет газету.
Уайлдер. Негодяй! Я помню этого типа, когда у него гроша за душой не было. А как он карьеру сделал? Обливал грязью всякого, кто с ним не соглашался.
Энтони бормочет что-то неразборчивое.
Уайлдер. Что говорит ваш отец?
Эдгар. Он сказал: «Уж кому бы говорить...» Уайлдер, хмыкнув, усаживается рядом со Скэнтлбери.
Скэнтлбери (отдуваясь). Если не принесут экран, я сварюсь.
Входят Андервуд и Энид с экраном, ставят его перед камином. Энид — двадцать восемь лет, она высокого роста, у нес маленькая голова и решительные черты лица.
Энид. Поставь поближе, Фрэнк. Так хорошо, мистер Уайлдер? Это самый высокий, какой у нас есть.
Уайлдер. Премного благодарен.
Скэнтлбери (обернувшись к Энид, со вздохом облегчения). Merci, madam.
Энид. Папа, вам больше ничего не нужно? (Энтони качает головой.) А тебе, Эдгар?
Эдгар. Не могла бы ты дать мне новое перо, дорогая?
...Полдень. Столовая в доме Андервуда. Жарко пылает камин. По одну сторону от камина — двойные двери, ведущие в гостиную, по другую — дверь в холл. Посредине комнаты стоит длинный обеденный стол без скатерти — за ним заседает правление. Во главе стола в председательском кресле восседает Джон Энтони, крупный, чистовыбритый румяный старик с густыми седыми волосами и густыми темными бровями. Движения его неторопливы и словно бы неуверенны, но в глазах — живой огонек. На столе подле него поставлен стакан с водой. Справа от Энтони — его сын Эдгар, серьезный молодой человек лет тридцати, читает газету. За ним, склонившись над бумагами, сидит Уэнклин, — у него торчащие брови и русые, тронутые серебром волосы. Рядом, помогая ему, услужливо изогнувшись, стоит секретарь Тенч, невысокий нервный человек с бакенбардами. Справа от Уэнклина сидит управляющий Андервуд — уравновешенный человек с большим решительным подбородком и твердым взглядом. По другую сторону от председателя, через два стула, поближе к камину — Сквнтлбери, крупный, бледный и какой-то сонный джентльмен с лысеющей седой головой. У камина стоит худой и вечно недовольный Уайлдер — у него землистый цвет лица и опущенные книзу седые усы.
