Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В книгу, которую вы держите в руках, вошли ранние новеллы Гордера. В них он обращается к темам, которые позже блестяще разовьёт в своём творчестве, — философия жизни и смерти, загадочная природа человека, тайны творчества и любви.
Юстейна Гордера знают в мире как замечательного детского писателя. Большинство его книг написано для детей и подростков.
«Диагноз» — это первая книга норвежского автора, принёсшая ему славу настоящего мастера литературы и знатока человеческой души.
Одиннадцать блестящих новелл связаны между собой небольшими эскизами, которые поистине будят мысль. Автор выступает как настоящий гуманист, рассуждающий о месте человека в мире, о смерти и любви, об искусстве и катастрофах нашего времени.
отрывок из произведения:
...ТЕОБАЛЬД БЫЛ героем романа, который не желал больше подчиняться фантастическим причудам своего автора. Ему хотелось свершить нечто, что лежало бы за пределами воображения и талантов этого писателя. Ему хотелось произносить слова, которых не было в словарном запасе сочинителя. Если бы герою улыбнулась удача, его рабству под пятой писателя настал бы конец. А ему так хотелось быть свободным героем романа!
НАЧИНАЯ СО СТРАНИЦЫ 112 романа — который внезапно кончается как раз посредине страницы 467 — Теобальд разрабатывает свой честолюбивый план.
До этого автор вкладывал свои собственные слова и манеру выражать свои мысли в уста героя романа, не пытаясь предоставить ему самостоятельность. Даже в незначительнейших деталях герой был брошен на произвол сочинителя, ради его выгоды он вынужден был вести себя точно так, как представлял себе автор романа, — и, в сущности, был лишь alter ego его собственного сознания.
Но теперь герой жаждал освобождения. Он твёрдо решился на это. Теперь он жаждал вырваться из-под влияния писателя. Он хотел втереться к нему в доверие, дабы свершить нечто поистине самостоятельное в этом романе, абсолютно не подчиняясь плану автора, поскольку план этот был в разладе с его совестью.
Теперь он желал оказать хотя бы крошечное влияние на своего создателя.
ИМЕННО НА странице 87 Теобальд начал осознавать, что он — персонаж романа.
Стало быть, он не такая уж банальная фигура, которая живёт своей жизнью от страницы к странице, не отрывая, так сказать, даже изредка глаз от книги и вообще не задумываясь над тем, что он — герой романа. Не такой уж он обычный и пошлый персонаж, и он не родился на странице 13 и не умер на 411-й, даже не попытавшись ни единого раза — на всех четырёх сотнях страниц — понять, кто он есть на самом деле и каково его место под солнцем.
Теобальд был тем абсолютно редкостным литературным образчиком, что пробуждается к осознанию самого себя и того творческого произведения, частью которого является. Он «знает», что его жизнь разыгрывается в книге, состоящей из бумаги и свежих типографских листов, пахнущих краской. Читатель поневоле переживает болезненный и волнующий процесс познания в одной из по-настоящему захватывающих глав романа. (Кому не хотелось бы, пожалуй, стать героем романа?) Но прежде чем поднять мятеж и обратиться с протестом с писателю, Теобальд едва только осознал вымышленность своей природы.
— Я отказываюсь быть марионеткой! — восклицает он, обращаясь к небесам на самом верху страницы 112. — Я ни за что не примирюсь с тем, что меня вывели таким ослом! Позорно быть тенью в романе, бессильным плодом воображения писателя… А в самом низу этой центральной страницы романа чёрным по белому значится:
— Теперь я хочу зажить своей собственной жизнью!
ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ ПРИДУМЫВАЛ Теобальд, чтобы в один прекрасный день неожиданно произнести нечто, шокировавшее писателя, возможно, всего лишь несколько слов, заставивших бы его упасть со стула, на котором тот восседал.
Он мог, извиваясь как змея, втереться в доверие к автору и заставить его сделать совсем другое, нежели тот задумал с самого начала, воистину прямо противоположное. Это в самом деле стало бы настоящим фокусом. Теобальд мог заклинать перо, мог заставить следовать его своей собственной воле — так что уже не сам писатель, а Теобальд управлял бы ходом сюжета. Теобальд мечтал вкрасться в доверие к мастеру и внезапно бросить несколько слов, которые заставили бы того взвиться до потолка, подходить к окну и завывать на луну или биться головой о стенку. Тогда бы автор — хотя бы только на миг — оказался в его власти, а не наоборот. Тогда бы Теобальд занял место писателя. Тогда бы тот стал в какой-то степени персонажем романа, а Теобальд — своего рода создателем. Так рассуждал герой романа...