Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Повести Д.Гранина объединяет одно — необходимость делать выбор. Для одних героев это выбор убеждений, для других — выбор своего пути, для третьих — выбор человеческих отношений. Во всем творчестве Гранина слышен непосредственный, горячий отклик на вопросы, выдвигаемые как жизнью, так и общим движением литературы.
отрывок из произведения:
...За всю войну начальства большого я не встречал, видел раза три командира дивизии и один раз командующего армией, а все больше имели мы дело с ротными и батальонными командирами и, конечно, комиссарами, политработниками. Фронтовая жизнь бросала из части в часть, редко кому удавалось провоевать всю войну в одном полку. Был я в пехоте, в укрепрайоне, в авточастях, в танковых войсках, попадались командиры хорошие и плохие, те, кто запомнились, и те, кто не оставили никакого следа. И вот, оглядываюсь на военные годы: прежде всего появляются передо мною два комбата, два командира батальона и два комиссара, все из разных частей, люди разные, разной судьбы, но чаще других вспоминаются именно они, с любовью и благодарностью. Соединяет их единственное — все они из первых двух лет войны. Почему так получилось, случайно ли это? Думаю, что не случайно, есть одна причина, о которой скажу позже, далась она мне не сразу, и, чтобы понять ее, прежде придется рассказать об этих людях.
Первый комиссар был из нашей Кировской дивизии народного ополчения. Был он с завода Жданова, Александр Ермолаев, мужчина богатырского сложения и силы, человек прямодушный, веселый, не умеющий унывать. В военном отношении он был так же наивен, как и мы, рядовые. Ополчение состояло из добровольцев, которые шли на фронт с заводов и фабрик, в большинстве необученные, воодушевленные лишь желанием защитить Родину, дать отпор вероломно напавшему врагу. Ополчение сыграло свою решающую роль, сорвав планы гитлеровских войск, измотав их в боях на подступах к Ленинграду.
Отношения людей в ополченских полках были своеобразные, воинская дисциплина причудливо соединялась с отношениями вчерашних мастеров, инженеров, рабочих, служащих. Саша Ермолаев работал на заводе в парткоме. Его все знали. Стрелял он плохо, но зато держался храбро. Когда мы выходили из окружения, он тащил на себе пулемет. Мы шли лесами, болотами, нас осталась от полка небольшая группа, и он принимал на себя все тяготы командования. Однажды мы встретились в лесу с группой танкистов. Машины их были подбиты, и они из остатков полка и окруженцев организовали партизанский отряд. Командовал им майор. В кожаной тужурке, подтянутый, уверенный в себе и, видно, опытный командир. Он предложил нам присоединиться к их отряду. Продвижение немецких войск, по его расчетам, должно было привести к тому, что Ленинград уже взят или будет взят в ближайшие дни и идти туда бессмысленно, надо бить немцев здесь, в спину, в немецких тылах, переходить к партизанской борьбе. Уговоры закончились приказом. Майор был старшим по званию. Мы заночевали в расположении отряда. Ночью нас собрал Саша Ермолаев. Он сказал, что Ленинград не мог пасть. Немцы не вошли в Ленинград. Он говорил это уверенно, как будто получил сообщение по рации. Конфликтовать с майором он не хотел и предложил нам продолжать путь к Ленинграду. Мы осторожно выбрались из лагеря, к утру были у Грузино, это под Чудовом, и через два дня явились в Ленинград, в штаб своей армии. Откуда у него была эта твердая уверенность? Откуда он находил в себе силы тащить нас сквозь ночные леса, в обход, вытаскивать из уныния и отчаяния? Правда, мы его тоже вытаскивали. Огромный, тяжелый, он проваливался на болотах, и мы дружно тянули его, подавая приклады винтовок.
Судьба свела нас после войны. Саша Ермолаев, пройдя всю войну, остался верен Нарвской заставе, Ленинграду. Он прошел большую трудовую жизнь, работал на разных должностях, но до конца, до последних дней своих оставался комиссаром в самом лучшем смысле этого слова — источником оптимизма, добра, энергии… и, я бы сказал, того мудрого здравого смысла, к которому так хорошо было прибегать в сложные минуты жизни.
И хоронили мы его на Красненьком — на кладбище Нарвской заставы, где лежат поколения путиловцев, судостроителей, потомственные питерские мастеровые люди...
...За всю войну начальства большого я не встречал, видел раза три командира дивизии и один раз командующего армией, а все больше имели мы дело с ротными и батальонными командирами и, конечно, комиссарами, политработниками. Фронтовая жизнь бросала из части в часть, редко кому удавалось провоевать всю войну в одном полку. Был я в пехоте, в укрепрайоне, в авточастях, в танковых войсках, попадались командиры хорошие и плохие, те, кто запомнились, и те, кто не оставили никакого следа. И вот, оглядываюсь на военные годы: прежде всего появляются передо мною два комбата, два командира батальона и два комиссара, все из разных частей, люди разные, разной судьбы, но чаще других вспоминаются именно они, с любовью и благодарностью. Соединяет их единственное — все они из первых двух лет войны. Почему так получилось, случайно ли это? Думаю, что не случайно, есть одна причина, о которой скажу позже, далась она мне не сразу, и, чтобы понять ее, прежде придется рассказать об этих людях.
