Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В рубрике «Документальная проза» — отрывки из биографической книги Игоря Ефимова «Бермудский треугольник любви» — об американском писателе Филипе Роте, авторе более 25 романов, лауреате Пулитцеровской премии.
отрывок из произведения:
...БАС. Вот вечный спор: позволено ли нам, читателям, видеть в образах литературных персонажей самого автора? Уже Пушкин писал: «Всегда я рад заметить разность /Между Онегиным и мной… Как будто нам уж невозможно / Писать поэмы о другом, / Как только о себе самом». Насколько молодой Гёте отразился в Вертере? Стендаль — в Жюльене Сореле? Бальзак — в Растиньяке? Томас Манн — в Ашенбахе? Набоков — в Гумберте Гумберте? Сэлинджер — в Холдене Колфилде? В этом ряду Филип Рот представляется неким чемпионом литературных пряток. Из романа в роман у него кочует alter ego по имени Натан Цукерман, но параллельно возникают и другие двойники, которые, в свою очередь, начинают двоиться и расплываться. Только-только нам покажется, что вот — мы ухватили подлинный автопортрет писателя, а он уже кричит из другого угла комнаты: «Обман! Опять не я! Опять надул простофиль!»
ТЕНОР. Даже в автобиографической книге под названием «Факты» (1988) Рот продолжает запутывать нас, прятаться за ширмы и маски. Имя своей первой жены, Маргарет Михаэльсон, прячет за вымышленным именем Джози Дженсен. Других многочисленных подруг не упоминает. Об актрисе Клэр Блум, с которой он состоял в неофициальном браке с 1976 года, — ни слова. Страшная нервная депрессия, пережитая им в середине 1980-х, доходившая до полного впадения в детство («Нет, не заставляй меня идти в бассейн, я боюсь!»), в тексте этой псевдоавтобиографии помечена двумя словами. В рассказе о себе Рот строит повествование с такой же осторожностью, с какой подозреваемый в преступлении вел бы себя на допросе в полиции: подсовывает разные версии происходившего, меняет даты и место действия, прячет подлинные имена участников.
БАС. В предисловии к книге «Факты» Рот пишет, что по степени самообнажения он видит себя где-то посредине между эксгибиционизмом Нормана Мейлера и патологической засекреченностью Сэлинджера. На сегодняшний день мы имеем слишком мало данных и «свидетельских показаний», чтобы провести серьезное «следствие по делу», отделить мерцающие обличья двойников от фигуры самого автора. В связи с этим, почему бы нам не притвориться наивными олухами и не принять все вымышленные «я», рассыпанные в его романах, буквально? Ведь в творческом процессе писатель, говорящий от первого лица, всегда должен поверять поведение героя собственным эмоциональным и жизненным опытом. Использование «я» неизбежно должно приоткрывать какую-то правду о самом пишущем.
ТЕНОР. Действительно, при таком подходе мы окажемся избавлены от необходимости объяснять, откуда мы получили те или иные «улики» для нашего следственного дела. Мы будем вправе отмахнуться от литературных уверток нашего подследственного и исходить из допущения, что по своей психологической сути Нил Клугман, Александр Портной, Натан Цукерман, Дэвид Кепеш, Колман Силк, Баки Кантор и прочие есть одно и то же лицо, в реальной жизни пользующееся водительскими правами, выписанными на имя Филипа Рота. «Подозреваемый» говорит от первого лица — ведь это равносильно признанию. Что может быть лучше! «А вдруг его признания вырваны пыткой?» — спросят нас законники и гуманисты. «Подобный вид пытки называется жизнь, и он разрешен во всех цивилизованных государствах», — ответим мы. И сможем прямиком отправиться в детство и отрочество Филипа Рота, которое так блистательно описано им в романе «Случай Портного» (1969)...
...БАС. Вот вечный спор: позволено ли нам, читателям, видеть в образах литературных персонажей самого автора? Уже Пушкин писал: «Всегда я рад заметить разность /Между Онегиным и мной… Как будто нам уж невозможно / Писать поэмы о другом, / Как только о себе самом». Насколько молодой Гёте отразился в Вертере? Стендаль — в Жюльене Сореле? Бальзак — в Растиньяке? Томас Манн — в Ашенбахе? Набоков — в Гумберте Гумберте? Сэлинджер — в Холдене Колфилде? В этом ряду Филип Рот представляется неким чемпионом литературных пряток. Из романа в роман у него кочует alter ego по имени Натан Цукерман, но параллельно возникают и другие двойники, которые, в свою очередь, начинают двоиться и расплываться. Только-только нам покажется, что вот — мы ухватили подлинный автопортрет писателя, а он уже кричит из другого угла комнаты: «Обман! Опять не я! Опять надул простофиль!»
