Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Родился Евгений Андреевич Пермяк 31 октября 1902 года в Перми. Здесь, на Урале, он хорошо узнал жизнь простых людей, слышал живой и выразительный народный язык.
Предки писателя — выходцы из крепостных. Отец Е.Пермяка, мелкий почтовый служащий, скончался от чахотки, когда сыну было три года. Нелегко было матери воспитывать сына. В детстве и юности Е.Пермяк с матерью часто ездил по родным городам и посёлкам Урала и близко познакомился с жизнью мастеровых людей. Ещё мальчиком он полюбил ремёсла и сам стал мастером на все руки. Топор и пила, рубанок и молоток стали его верными друзьями.
Позднее, на исходе Гражданской войны, Е.Пермяк едет в Кулундинские степи. Сибирь закалила его, научила пахать, сеять, убирать урожай...
Но больше всего Е.Пермяка тянет к литературе. Окончив педагогический факультет Пермского университета, он переехал в Москву и с середины 30-х годов начал печататься в газетах и журналах...
Умер Евгений Андреевич Пермяк 17 августа 1982 года.
отрывок из произведения:
...Глаза дочери горшечника были синее моря и неба. Ее зубы нельзя было и сравнить с жемчугом, который всего лишь подражал зубам красавицы. А где и когда подражание превосходило то, чему оно подражает!
Тончайшее шелковое волокно казалось тростником в сравнении с золотисто-солнечными волосами красавицы. Змеи цепенели от зависти при виде грациозности движений ее рук. Ручей, нежно журчавший серебряными стихами, умолкал, как только она начинала говорить. Розы стыдливо переставали благоухать, когда она приближалась к ним и ее дыхание наполняло пространство ароматами, каких не знало ни одно растение, потому что она была самым прекрасным цветком земли. Впрочем, и это сравнение, как и все, что было сказано о ней, не стоит даже одной из ста граней вазы Признания, которой чеканщик воспел красоту дочери горшечника.
И это признание было так возвышенно и так пламенно, что всякий, любуясь новой вазой, восторгался и той, чью красоту она прославляла в не виданном доселе изыске изумительной чеканки.
Когда дочь горшечника любовалась вазой Признания, ее сердце зажигалось нежно-голубым пламенем, и девушка, светясь изнутри, становилась еще прекраснее.
И однажды она улыбнулась чеканщику. Это была первая улыбка девушки. Солнечная, Счастливая. Стыдливая. Чарующая, как весенняя заря. Да разве можно найти сравнение несравнимому!
Эта первая улыбка запечатлелась на всю жизнь в сердце чеканщика и сделала это сердце еще больше, еще добрее и пламеннее...
...Глаза дочери горшечника были синее моря и неба. Ее зубы нельзя было и сравнить с жемчугом, который всего лишь подражал зубам красавицы. А где и когда подражание превосходило то, чему оно подражает!
