Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Николай Георгиевич Гарин (настоящая фамилия — Михайловский) родился 20 февраля 1825 года в Петербурге. После окончания Ришельевской гимназии в Одессе поступил в Петербургский институт путей сообщения. Работал на строительстве Сибирской железной дороги. В80-х годах, увлекшись народничеством, поселился в деревне, но вскоре в идеях народников разочаровался и начал сотрудничать с большевистскими изданиями «Самарский вестник» и «Вестник жизни». В 90-х годах прошлого века Гарин опубликовал несколько десятков рассказов, среди которых «Вариант», «На практике» и др. Особенно известной стала трилогия «Детство Темы»(1892), «Гимназисты» (1893) и «Студенты» (1895). В начале 900-х сотрудничал со сборником «Знание». Результатом многочисленных путешествий Гарина стали очерки «Вокруг света», «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову. Умер Николай Георгиевич Гарин-Михайловский 10 декабря 1906 года, в Петербурге.
отрывок из произведения:
...Все это уже давно достояние седой старины.
Это происходило в Одессе, в начале семидесятых годов.
Я был гимназистом старших классов.
Наши столы ломились уже тогда от сочинений Писарева, Щапова, Флеровского, Миртова, Бокля, Спенсера, Милля и многих других.
О предстоящих беспорядках на пасху говорили еще на страстной.
Слухи исходили от кухарки и горничной.
Из каких-то недр почерпали они свои сведения и неохотно, милости ради, делились с нами.
Как-то переменились вдруг роли: прислуга чувствовала себя хозяевами, а мы зависящими от их расположения к нам.
Нам, молодежи, это нравилось, но отцы и матери чувствовали обиду, скрывая, впрочем, ее.
Переговоры с прислугой вели мы, молодежь.
— Три дня назначено жидов бить, а потом и кой-каких других.
Пожилая кухарка страшно поводила в сторону глазами и поджимала губы.
Тем не менее, хотя и ждали, но, когда началось избиение, оно захватило врасплох всех.
— Жидов бьют!
Это было на второй день пасхи. Мы сидели в моей комнате и обсуждали какой-то мировой вопрос.
Нас всех было человек до десяти товарищей.
— Надо идти.
Мы надели шапки и отправились. Где-то высоко в воздухе стоял гул.
— Это туда, к Ришельевской,сказал кто-то, и мы пошли, или, вернее, побежали, как бежали все кругом.
И все явственнее становился гул, теперь уже рев голосов: тысяч, десятков тысяч этих голосов.
Сердце сильно билось, и в голове только один напряженный вопрос: что-то там?
И вот перед нами прямая, через весь город, Ришельевская улица.
Мы у конца ее, который ближе к морю, а с другого конца громадная, в несколько кварталов толпа.
Так и встает в памяти эта улица, прекрасный весенний день, яркое солнце. И снег, белый снег, который ветер широкими волнами подхватывает, не допуская его падать на землю, и опять уносит его вверх, кружа над толпой. Потом уже поняли мы, что это летел пух от разорванных перин и подушек... А там дальше в этом веселом дне страшная толпа.
Точно полз какой-то отвратительный, тысячеголовый гад, скрывая там где-то сзади свое туловище. И так противно всему естеству было это чудовище, так нагло было оно с налитыми глазами, открытой пастью, из которой несся вой, страшный вой апокрифического зверя, порвавшего свою цепь и почуявшего уже кровь...
...Все это уже давно достояние седой старины.
54 кб
31 кб