Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Ясинская Марина Леонидовна. Родилась 7 октября 1980 года на Северном Кавказе в семье военнослужащего и, как следствие, в детстве сменила шесть школ и несколько мест жительства – Сибирь, Ленинград, Прибалтика и Поволжье. В 2002 году окончила Ульяновский государственный университет, получила дипломы юриста и переводчика и уехала в США. В 2006 году переехала в Канаду, город Эдмонтон. Защитила диссертацию и получила степень магистра права в университете Альберты. В настоящий момент занимается правовыми исследованиями и разработками реформ уголовного права в министерстве юстиции провинции.
Писать начала в 2006 году, предпочтение отдает фантастике и нереалистической прозе в самом широком её понимании. В 2008 году стала лауреатом премии Facultet в номинации «фантастика и фэнтези». Публиковалась в таких журналах как «Мир фантастики», «Полдень XXI век», «Химия и жизнь», «Уральский следопыт», «Сибирские огни», «День и ночь», «Очевидное и невероятное» и другие.
отрывок из произведения:
...Раннее, однако, утречко; вполне успешно под ночь маскируется. Вон и Саныч, диспетчер, еще только с ночной смены возвращается. Кивает мне, улыбается. Сочувственно, правда, улыбается — как обычно. Ну а я что? Я привык. Не переломлюсь, тоже улыбнусь в ответ. Не объяснять же каждому встречному, что не стоит меня жалеть. У меня все хорошо.
Саныч ушёл — и снова полное безлюдие. Редко на нашем вокзале такие минутки выдаются, скажу я вам. Обычно тут толчея, суетно, шумно. Не то, что сейчас — тишина да благодать. Даже росой немного попахивает, хотя это, конечно, мое воображение — откуда ей здесь взяться, росе-то?
Я бреду себе не спеша по истоптанному асфальту. Он весь в неоновых кругах от фонарей, что под балками навеса запрятаны. Идешь так по перрону — и словно на сцене неведомого большого театра: из одного круга света в другой. Можно даже притвориться, что в темноте вокруг не затихшее на время здание вокзала, а огромный, тоже притихший зрительский зал. А я — актер. Разыгрываю увлекательный спектакль своей... хм, как же это назвать-то будет вернее? Жизни?..
Тут, что-ли? Задираю голову и смотрю на табло. Ага, все верно — сорок пятый путь, вторая платформа. Через полчаса прибудет, если не задержится, конечно. А пока можно и на приступочку забраться. Табло на вокзале не на столбах стоят, а на постаментах, ровно памятники. Очень удобно, между прочим. Заберешься на такой — и всё видать, до самого конца перрона. Всех пересмотрю, никого не упущу. Да и не пройдет никто мимо меня — это точно. Куда ж им идти, если не на вокзал, ведь другого конца у перрона нет.
Ну, что, присяду пока, передохну. Умаялся я — ведь чтоб все поезда встретить, ни одного не пропустить, бегать приходится ой как много!
Вы не подумайте, это не работа моя такая. Это — скорее хобби. Хотя кое-кто по секрету шепнет вам на ушко, что не хобби это вовсе, а — что они там плетут? — навязчивая идея... мания... сдвиг по фазе.
Пусть говорят. Я — всё одно — ни единого поезда не пропущу. Утром ли, днем или вечером — я всегда здесь. Жду. Смотрю. Надеюсь. Надеюсь, что, может, с этим составом она приедет. И прошу про себя — по привычке прошу, знаю ведь, что некого — прошу, чтоб не на этом поезде. Чтоб попозже. Чтоб пожила еще...
А я что? Я подожду. Мне торопиться некуда. И скучать некогда. Вот придет поезд, выйдут все — я обсмотрюсь, удостоверюсь, что нет ее, и тогда уж дойдут руки до новоприбывших. Конечно, есть справочное бюро, но туда такая очередь! А ведь разве до того им, приезжим-то?
Я как сейчас помню свое собственное прибытие.
Несшийся на нас грузовик я видел отчетливо, но удара не почувствовал. Как кадры в кино: раз — прямо на меня летит громадина, два — и я в темном туннеле. Аккурат как пациенты после клинической смерти рассказывают. Только вот по туннелю я не шел, а ехал. Кругом — чернота, на душе — паника. «О господи, это я умер? И что теперь со мной будет?» А что еще может случиться, когда ты уже умер, спросите вы. Но это вам сейчас легко рассуждать, пока вы еще там. А как в вагоне том оказываешься — так не до логики.
Ну вот, успокоился я маленько, глаза к тьме попривыкли. Начал кое-что различать. Мерное покачивание, тихохонький такой звук — чухчух-чухчух, чухчух-чухчух. А еще — попутчиков. Много попутчиков — вагон шел битком. Впрочем, они всегда битком ходят. Но ни я говорить с ними, ни они со мной — не могли. Хотя, не особо-то кто и пытался — не до того. Все заняты осмыслением случившегося да размышлениями куда нас везут.
А везут, сами понимаете, на вокзал.
Вышел, я тогда на перрон — и голова кругом пошла. Толпа народу, толчея, все куда-то несутся — а куда, зачем? Куда идти, что делать, и вообще — как здесь все устроено?
Это сейчас я — старожил, все знаю. А тогда... Хоть и на том свете, а люди остаются такими же равнодушными, как при жизни — никто ничего толком не объяснит, не поможет. А почему, спрашивается? Здесь-то им что делить?
Словом, мне до всего самому пришлось доходить. Ну, да ничего, дело прошлое. Зато теперь я кому смогу, тому помогу — подскажу, разъясню, провожу, коли надо. А то зачем дедовщину-то разводить — мол, я шишки набил, вот и они пускай тоже...
...Раннее, однако, утречко; вполне успешно под ночь маскируется. Вон и Саныч, диспетчер, еще только с ночной смены возвращается. Кивает мне, улыбается. Сочувственно, правда, улыбается — как обычно. Ну а я что? Я привык. Не переломлюсь, тоже улыбнусь в ответ. Не объяснять же каждому встречному, что не стоит меня жалеть. У меня все хорошо.
