Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Все окна в здании были схвачены надежными решетками. Запирались каждая комната, лестничный пролет, сортир. Тишина была гнетущей – как в могильном склепе, эхо – гулким, а дверные петли скрипели так, словно кладбищенский «старатель» пытался приподнять крышку старого гроба. Это была клиника. Психиатрическая клиника. Здесь содержались только безнадежные и очень опасные больные.
отрывок из произведения:
...В клинике его ознакомили с внутренним распорядком, вручили «персональную» связку ключей и посоветовали быть осмотрительным. Поскольку врач, работавший в тринадцатом отделении, внезапно уволился, Стефан временно занял его место. Персонал был немногочисленным. Несколько медсестер, санитары, престарелый ординатор. В тринадцатом отделении было тринадцать палат.
Ординатор встретил новичка довольно сухо.
– Стефан? – только и спросил он. И добавил:– Мой тебе совет – беги отсюда поскорее. Жизнь там, за стенами богадельни!
Так они и общались – изредка и только по работе. Стефан не удивлялся. Он наблюдал за происходящим с мрачным интересом экскурсанта. Психиатры замыкаются со временем, становятся угрюмыми и все более чудаковатыми. «Индуцированное – наведенное – состояние психики,– догадывался Стефан.– Так преданный пес становится похожим на своего хозяина».
Больных Стефан и ординатор осматривали вместе. Утренний обход, впрочем, был символическим. Под охраной крепких санитаров врачи заглядывали в палаты, изредка перебрасывались с пациентами несколькими фразами – и убирались прочь. Вскоре этот ритуал утратил для Стефана значимость. Ординатор отмалчивался, а Стефан и сам понимал бессмысленность каких-либо действий. Здесь содержались даже не больные, но человеческие существа, изначально устроенные иначе – маньяки, убийцы, насильники. Они от рождения обладали иным качеством психики, изменить которое было невозможно. Их изолировали в больницах и принуждали питаться мощными антипсихотиками. Пилюли, капсулы, инъекции... Пациенты становились безвольными, медлительными, иногда плаксивыми. В таком состоянии они неспособны, к примеру, совершить убийство, но стоило прервать курс, и они опять становились иными – непредсказуемыми и чрезвычайно опасными. Шансов излечиться и обрести свободу у них не было. Они прозябали в клиниках до конца жизни.
Только доступ в тринадцатую палату Стефан получил далеко не сразу. Историю болезни ординатор прятал в отдельной папке, а палату посещал изредка – раза дватри в неделю. Стефан не торопил события. Он понимал, что у каждого есть свой собственный скелет в шкафу. После утреннего обхода Стефан изредка делал назначения, потом до конца рабочего дня смотрел в потолок или в окно с крепкими внутренними решетками. Время тянулось медленно и уныло. Шаги санитаров в коридоре, звон ключей, повизгивание дверных петель. Стефан потягивался, зевал, даже уснул однажды прямо за письменным столом. Иногда Стефан устраивал себе экскурсии по всей больнице. Палаты с круглосуточным надзором, беснующиеся пациенты... Стефан уже успел «окуклиться» – обрести в какой-то мере профессиональную черствость, без которой работать с психическими больными, увы, нельзя. Только в детском отделении Стефан терял уверенность. У него всегда возникало чувство вины, когда он видел недоразвитую пятилетнюю девочку. Она целыми днями сидела на кроватке и без устали качалась туловищем – взад-вперед, взад-вперед. Кормили ее насильно, а лечить уже отчаялись. И таких здесь было большинство – замкнутых, с пустыми глазами, не владеющих человеческой речью. Только очень немногих выводили на прогулку. Песочница, бесхитростные игрушки, скамейки, особые безопасные качели, и большая, в два человеческих роста, каменная стена. Маленькие узники следовали цепочкой за няней и напоминали выводок утят. Очень больных утят... Они не умели играться, а солнечный свет, зачастую, пугал их. Они жались к стене, нахлобучивали свои вязаные шапочки на глаза, всхлипывали. «Да уж, нет зрелища печальнее на свете...»,– вздыхал Стефан. Он уходил из детского отделения подавленным и растерянным.
И еще Стефан подолгу просиживал в архивах. Он поднимал истории своих больных. Некоторые из пациентов находились здесь по десять лет и более. В большинстве случаев они были весьма неприметными личностями. Это качество делало их неуловимыми и особенно опасными. Добропорядочные отцы семейств, механики, бизнесмены средней руки... Но когда тайная пружина переключала их подсознание в «режим убийцы» – они убивали без малейшего колебания. Стефан листал пожелтевшие страницы, делал пометки. Ему казалось, что он читает очень большой и страшный роман о безумии человеческом. Последней главы здесь не существовало. Ее дописывали все новые и новые соискатели на авторство...
«хуже ваша оценка лучше»
...В клинике его ознакомили с внутренним распорядком, вручили «персональную» связку ключей и посоветовали быть осмотрительным. Поскольку врач, работавший в тринадцатом отделении, внезапно уволился, Стефан временно занял его место. Персонал был немногочисленным. Несколько медсестер, санитары, престарелый ординатор. В тринадцатом отделении было тринадцать палат.
