Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Аркадий Тимофеевич Аверченко — замечательный русский писатель-юморист, редактор знаменитого журнала «Сатирикон». Современники называли его «Рыцарем Улыбки». Таланту Аверченко было подвластно все: от мягкого юмора до жесткой сатиры, от забавных и безобидных бытовых зарисовок до острых политических памфлетов.
Из авторского сборника рассказов «Караси и щуки (Рассказы последнего дня)», вышедшего в свет в Петрограде, в 1917 году.
отрывок из произведения:
...Когда я впервые наткнулся на нее, она уже умирала. Вся кожа на спин и на боках то ходила большими, странными волнами, то сотрясалась мелкой дрожью, а глаз — выпуклый и добрый — был уже покрыт холодным голубоватым туманом смерти… И галицийское поле, изрытое тысячами ног, пыльное, неприветливое, было её предсмертным ложем.
— Умираешь? — тихо спросил я.
Её бока раздулись и снова тяжело опали.
— Умираю, так точно, — ответила она, как ответила бы на ея месте всякая дисциплинированная немецкая лошадь.
— Ранена?
Она с трудом пожала плечами.
— С ума ты сошел, что ли? Как я могу быть ранена, если я носила на себе самого Вильгельма Гогенцоллерна. Да мы за сорок верст к линии огня не приближались… Шутка ли!
— Опоили?
Как ни плохо было ей, она отвернулась, прыснула в копыто и потом, запрокинув голову, стала ржать надо мной — не скажу: как лошадь, потому что сравнение это в данном случае совсем неуместно.
— Опоили?!! Меня-то? Кхе-кхе!.. Ничего более ядовитого, более насмешливого ты не мог бы сказать… Опоили! Да я и умираю-то от жажды! Умираю, потому что уже несколько месяцев принципиально ничего не пила. Умираю, потому что доверчива уж я очень.
— Что ты там бормочешь о принципах! — недовольно проворчал я. — Еще того недоставало, чтобы у какой-то несчастной лошади были свои принципы!
Она чувствовала себя так плохо, что даже не обиделась.
— Слушай… — шепнула она мне на ухо, с трудом приподнимая голову.
— Ну?
— Я что-то хочу у тебя спросить…
— Ладно. Спрашивай.
— Ты не обидишься?
— Ну, да Бог с тобой. Говори.
— Послушай… Правда, что у вас, у людей, есть выражение: «врет, как сивый мерин»?
Избегая её пытливого взгляда, я отвернулся и, найдя на земле какую-то чахлую соломинку, стал обкусывать ее.
— Правда?
— Ну… правда.
— Так смотри же, голубчик: я сивая?
— Пожалуй, что и так.
— Мерин я, черт возьми, или что я такое?
— Не без этого, — неопределенно отвечал я, делая вид, что с аппетитом доедаю соломинку.
— Прекрасно. Значит, мы можем непреложно установить, что я именно и есть сивый мерин?
...Когда я впервые наткнулся на нее, она уже умирала. Вся кожа на спин и на боках то ходила большими, странными волнами, то сотрясалась мелкой дрожью, а глаз — выпуклый и добрый — был уже покрыт холодным голубоватым туманом смерти… И галицийское поле, изрытое тысячами ног, пыльное, неприветливое, было её предсмертным ложем.
31 кб
17 кб