Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Роман Роже Мартена дю Гара «Жан Баруа» вышел в свет в 1913 году и сразу нашел своего читателя. Прошло почти полвека, но и сейчас трудно остаться равнодушным к трагической судьбе Жана Баруа. Трудно оторваться от книги, повествующей о том, как юноша-естествоиспытатель, получивший в детстве строгое религиозное воспитание, переживает мучительные сомнения, пытаясь примирить веру в бога с данными науки, о том, как он выходит победителем из этого кризиса и посвящает свою жизнь служению разуму, прогрессу, истине, о том, наконец, как Жан Баруа гибнет, сломленный, одинокий, оторванный от тех, кто продолжает его дело.
История жизни и духовных исканий героя Роже Мартена дю Гара неотделима от истории Франции начала нашего века — от борьбы материалистической мысли против католицизма, от ожесточенных схваток вокруг дела Дрейфуса, от усиления политической реакции в канун первой мировой войны.
Пафос романа «Жан Баруа» — в утверждении идеалов демократии и философии материализма.
отрывок из произведения:
...1878 год. Городок Бюи-ла-Дам (департамент Уазы).
Комната госпожи Баруа.
Полумрак. На занавесях — черные и белые полосы: контуры освещенных луной жалюзи. На паркете — в лунном пятне — подол платья и мужской ботинок, неслышно отбивающий такт. Дыхание двух людей, замерших в ожидании Время от времени из соседней комнаты доносится скрип железной кровати и глухой голос ребенка, отрывисто произносящего слова в бреду или во сне. В полуоткрытой двери — колеблющийся свет ночника.
Долгое молчание.
Доктор (тихо). Бром начинает действовать, ночь он проведет спокойнее.
Госпожа Баруа с трудом поднимается и на цыпочках подходит к двери; опершись о створку, пристально глядит в освещенную комнату; ее застывшее лицо выражает боль, веки полуопущены.
Госпожа Баруа — высокая старуха с расплывшейся фигурой и тяжелой поступью. Резкий свет ночника безжалостно обнажает разрушительную работу времени на ее лице: желтая дряблая кожа, мешки под глазами, обвисшие щеки, распухшие губы, складки на шее. В ней угадывается суровая доброта, настойчивая мягкость, некоторая ограниченность, сдержанность.
Проходит несколько минут.
Г-жа Баруа (тихо). Спит.
Осторожно прикрывает дверь, зажигает лампу и снова садится.
Доктор (берет мать за руку, пальцы его скользят, привычно нащупывая пульс). Мама, вас ведь тоже измучила эта поездка.
Г-жа Баруа качает головой.
Г-жа Баруа (тихо). Я чувствую, Филипп, ты сердишься на меня за то, что я возила туда Жана.
Сын не отвечает.
Доктор Баруа — невысокого роста, бодрый, с живыми и точными движениями, ему пятьдесят шесть лет.
В волосах седина. Черты лица как бы заострены: тонкий нос, торчащая бородка, кончики нафабренных усов закручены кверху, губы кажутся еще тоньше из-за лукавой и доброй усмешки; сквозь пенсне поблескивают искорками быстрые проницательные глаза.
Г-жа Баруа (после паузы). Здесь все мне так советовали... А Жан просто замучил меня: все просил взять его с собой. Малыш так верил, что возвратится здоровым. В пути он беспрестанно требовал, чтобы я рассказывала ему о Бернадетте... {Прим. стр. 20} Доктор снимает пенсне; взгляд его близоруких глаз полон нежности. Г-жа Баруа умолкает. Они думают об одном и том же и сознают это: их связывает прошлая жизнь.
Г-жа Баруа (подняв глаза к небу). Нет, теперь ты не можешь понять... Мы перестали понимать друг друга, я и ты, я и мой сын! Вот что сделал с тобой Париж, а ведь ребенком...
Доктор. Не надо, мама, не будем спорить... Я вас ни в чем не упрекаю. Разве только в том, что вы уведомили меня слишком поздно, и я не успел предотвратить... Жану не по силам была такая поездка — в пассажирском поезде, в третьем классе...
Г-жа Баруа. А ты не преувеличиваешь тяжести его недуга, мой друг? Сегодня ты застал его в жару, он бредит... Но ведь ты не видел его целую зиму...
Доктор (озабоченно). Да, я не видел его целую зиму.
Г-жа Баруа (осмелев). С тех пор как он заболел бронхитом, он все время дурно выглядит, это правда... Жалуется, что у него колет в боку... Но сказать, что ребенок болен, нельзя, уверяю тебя... По вечерам он часто бывает весел, даже слишком весел.
Доктор медленно надевает пенсне и наклоняется к матери; берет ее за руку.
Доктор. Слишком весел по вечерам... Да... (Качает головой.) Как быстро вы забываете прошлое, мама.
Г-жа Баруа (упрямо). Тебе известно, что я об этом думаю, мой друг. Никогда я не верила, что твоя обожаемая супруга была... ты понимаешь, что я хочу сказать. Ее убил Париж, как и многих других!
Доктор опускает голову. Он едва слушает. При свете лампы он вдруг обращает внимание на руку, которую безотчетно гладит — тяжелую, натруженную и рыхлую руку с искривленными пальцами, всю в веснушках. Далекие видения детских лет неожиданно встают перед ним, он трогает обручальное кольцо матери, стершееся, готовое лопнуть, которое распухший сустав не выпустит из плена до самого конца... И, быть может впервые в жизни чувствуя, что его охватывает слабость, желание заплакать, бежать, скрыться от чего-то неумолимого, он подносит к губам эту старческую, до неузнаваемости обезображенную руку, которую он все же узнал бы среди тысячи других.
Г-жа Баруа в смущении высвобождает руку.
Г-жа Баруа (резко). К тому же Жан пошел в нашу породу... Ведь он — вылитый отец! Все это говорят! В нем нет ничего от матери...
...1878 год. Городок Бюи-ла-Дам (департамент Уазы).
