Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Натаниель Готорн (Nathaniel Hawthorne) — американский писатель-романтик, классик мировой литературы.
Родился в Сейлеме, штат Массачусетс. С ранних лет решил стать писателем, однако первый роман Готорна, опубликованный в 1828 году, был встречен публикой весьма прохладно. В 1842 году, сразу после женитьбы, Готорн переселился в Конкорд, где написал ряд самых известных своих рассказов, в том числе «Дочь Раппачини». В дальнейшем зарабатывал на жизнь, служа на таможне, — и продолжал писать: в пятидесятые годы увидели свет два романа Готорна, ныне признанных классическими, — «Алая буква» и «Дом о семи фронтонах». В 1858 году Готорн был назначен консулом в американское консульство в Ливерпуле и за время жизни в Европе провел полтора года в Италии, где собирал материалы для романа «Мраморный фавн». Последний роман — «Септимус Фелтон» — остался незавершенным и был опубликован посмертно, в 1872 году.
(c)OZON.ru
отрывок из произведения:
...Как трогательно поступили Фантазия, Память и Совесть, решив навестить старого джентльмена в тот момент, когда ему стало казаться, что и вино уже не играет такими красками в стакане и вкус его не так приятен, как в те дни, когда и он сам и эта мадера были моложе! Едва различимые в полутемной комнате, куда малиновые занавеси не впускали солнечный свет, создавая приятный полумрак, три гостьи медленно приблизились к седовласому джентльмену. Память, заложив пальцем какую-то страницу в огромной книге, остановилась справа от него. Совесть, все еще пряча лицо под темным плащом, встала слева, поближе к сердцу, а Фантазия водрузила на стол панораму с картинами и увеличительным стеклом, установленным по его глазам.
Мы упомянем здесь лишь несколько картин из множества тех, которые всякий раз, как дергали за шнурок. возникали одна за другой в панораме, подобно сценам, выхваченным из действительной жизни.
Одна из них изображала залитый луной сад; в глубине виднелся невысокий дом, а на переднем плане, в тени дерева, можно было различить две фигуры, освещенные бликами луны, — мужчину и женщину. Молодой человек стоял, скрестив на груди руки, и, надменно улыбаясь, победоносно смотрел на склонившуюся перед ним девушку. А она почти распростерлась у его ног, словно раздавленная стыдом и горем, не в силах даже протянуть к нему стиснутые в мольбе руки. Она не смела поднять глаза. Но ни ее отчаяние, ни прелестные черты ее лица, искаженные страданием, ни грация ее склоненной фигуры — ничто, казалось, не могло смягчить суровость молодого человека. Он олицетворял собой торжествующее презрение. И, удивительное дело, по мере того как почтенный мистер Смит вглядывался в эту картину через увеличительное стекло, благодаря которому все предметы, словно по волшебству, отделялись от холста, — и этот сельский дом, и дерево, и люди под ним начали казаться ему знакомыми. Когда-то, в давно минувшие времена, он частенько встречался взглядом с этим молодым человеком, когда смотрелся в зеркало; а девушка была как две капли воды похожа на его первую любовь, на его идиллическое увлечение — на Марту Барроуз! Мистер Смит был неприятно поражен...