Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Рассказы и повести Михаила Емцева и Еремея Парнова уже хорошо известны советскому читателю. Их первый фантастический рассказ — «На зеленом перевале» — появился в 1961 году в журнале «Искатель». Затем рассказы и повести М.Емцева и Е.Парнова публикуются в журналах «Техника — молодежи», «Молодежь мира», включаются в сборники научной фантастики издательств «Молодая гвардия» и «Знание».
отрывок из произведения:
...Акимчук не умел и не хотел себя обманывать. Он знал, что все кончено. Казалось бы, время должно было притупить боль, сделать ее не такой острой, но — странно! — чем дальше уходил звездолет от того места и той минуты, тем осязаемей становился мутный, подкатывающий к горлу комок тоски.
Надежды не было, да и не могло быть. Но вопреки логике, вопреки рассудку Акимчук поймал себя на мысли, что не хочет, не может лететь к Земле. Словно в груди еще теплился, тускнея от времени, шаткий огонек надежды. И Акимчук понял, что пожирающая пространство скорость слишком быстро и беспощадно погасит этот мерцающий язычок.
Акимчук подумал о друзьях. Не о тех, которые остались там навсегда, — о них он думал неотступно, — а о тех, которые были рядом. Он понял, что каждый из них так же мучительно пытается логическими доводами заглушить инерцию сердца.
В рубке прячется глухая космическая тишина. Но чуткий слух Акимчука улавливает едва слышное мелодичное дребезжание, время от времени возникающее за панелями счетных устройств.
«Может, где болт отвинтился, а может, облицовка, как прошлый раз, отстала и вибрирует, — думает Акимчук, — надо бы пойти, посмотреть...» Но он не двигается, потому что понимает, что сам себе придумывает работу. За работой легче...
Усталость многопудовой штангой прижимает его большое тело к уютному креслу. Трудно шевельнуть рукой, двинуть ногой. Ноги особенно ощущают сладковатую тяжесть усталости.
Неприятное ощущение... Акимчук хмурит брови и смотрит, на свое отражение в стекле аппаратуры. Он видит большой квадратный лоб с двумя выпуклостями, исчерченные морщинами щеки, тяжелый подбородок и безгубый рот, твердый и узкий, как лезвие ножа. Под нависшими бровями угольками светятся маленькие глаза. Акимчук вздыхает и опускает взгляд вниз. На гладких поручнях кресла лежат его большие руки со вздувшимися венами и сильными толстыми пальцами.
— Стар я, ох и стар, — негромко говорит себе Акимчук. Мысли его, уйдя от главной темы, трудной и неприятной, скользят прихотливым ручейком.
Столько лет в космосе! Столько лет тяжелого космического труда вдали от близких, родных, друзей и недругов. Мы, шутя и гордясь, обрекли себя на жизнь среди металла и пластмассы, нашим верным другом стал кибернетический мозг, нашим незаменимым помощником — механический робот. Мы смеялись и плакали от восторга, впервые отрываясь от Земли, теперь мы плачем каждый раз, когда видим ее изображение. Когда-то моряки обклеивали свои каюты портретами полуобнаженных актрис, у космонавта лучшим украшением кабины стала фотография земного шара. Изгнание, добровольное изгнание, совершенное во имя науки, человечества и... славы.
Нет, пожалуй, слава, жажда известности, стремление к отличию, — все это умерло в первом же репсе. Слишком величествен космос. Пространство стирает с человеческой души страстишки и слабости, как мокрая тряпка — мел.
«Мы возвратились домой, притихшие и пристыженные, а земляне нашли нас снисходительными и величавыми, — писал много лет назад звездолетчик, побывавший в космосе еще в начале эры звездных полетов. — Переоценка ценностей сильнее коснулась тех, кто улетел, а не тех, кто остался».
Как ни тяжело нам было, закрыв глаза, думает Акимчук, головы наши работали четко и трезво, а руки действовали уверенно. Мы выполняли свой долг. Но когда мы возвращались на Землю, нам все труднее было говорить с людьми. Ведь они так быстро рождались и умирали.
И мы снова рвались в космос. Так постепенно из водителей звездолетов мы стали жильцами космоса, его старожилами. И в то же время каждый из нас в течение столетних перелетов вынашивал свою идею, которая когда-нибудь может оказаться нужной науке и человечеству...
...Акимчук не умел и не хотел себя обманывать. Он знал, что все кончено. Казалось бы, время должно было притупить боль, сделать ее не такой острой, но — странно! — чем дальше уходил звездолет от того места и той минуты, тем осязаемей становился мутный, подкатывающий к горлу комок тоски.
