Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Нина Катерли — автор широко известных романов и повестей, среди которых «Дневник сломанной куклы», «Тот свет», «Курзал» и др.
Разные по стилистике, содержанию и настроению, они тем не менее связаны общей идеей: неповторимые женские судьбы предстают перед нами как единый жизненный круг одной женщины, прошедшей сквозь все «превращения»...
отрывок из произведения:
...Что бы там ни записано в паспорте, а считает себя Софья Ивановна Горичева коренной ленинградкой, хоть и родилась в двадцать седьмом году в деревне Горянка на границе России с Белоруссией. Хотя тогда — какие границы? Горянка в Белоруссии, Соня домой писала, выводила на конверте: «БССР», а соседняя деревня, где жил Сонин дед, — пять минут бегом через поле — уже «УССР», и никаких тебе границ.
А Ленинград — он и есть Ленинград, особенно для того, кто пережил тут блокаду. Санкт-Петербург — для молодых, и пускай себе. Соня, как четырнадцатилетней девчонкой приехала сюда в сорок первом, с тех пор безвыездно. Была, правда, уже после войны дома, у матери на могиле, мать умерла в оккупации, дом, где Соня росла, немцы сожгли при отступлении, братья с сестрами разъехались, кто куда. А теперь уж и на свете нет никого, одна Соня, а ей в этом году исполнилось семьдесят пять.
От давнишнего деревенского детства — точно и не с ней было, а в книжке прочитано — только и осталась у Сони, что привычка говорить «каструля» вместо «кастрюля», «порадок» вместо «порядок», «праники» вместо «пряники» — одним словом, как дочь это называет, белорусский акцент. Когда-то пыталась отделаться — не вышло, да и ладно… В Ленинград перед самой войной выписала Соню тетка Анастасия, Соня как раз закончила дома семилетку с грамотой. Тетка обещала устроить в техникум, только Сониных знаний деревенской отличницы не хватило, чтоб сдать туда экзамены. Возвращаться домой — стыдно. Осталась. Жить у тетки было ей негде, посоветовали — в няньки. Соня пошла. А что? Работа легкая, дома всех младших нянчила, а тут — всего один ребенок, два годика, девочка, Сталечка, Сталина, если полностью. Спокойная, ласковая.
На Петроградской, в этой вот комнате возле кухни, где Соня по сию пору живет, ее тогда и поселили. Хорошая комната, теплая, светлая. Пятый этаж, за окном — город, дом напротив с башней, башня точно рыба, покрыта чешуей из железных листов, с круглым окошком, будто глаз. Соня думала: вот забраться бы в эту рыбу, высунуться в «глаз» и глядеть вокруг. А вдали, когда небо безоблачное, поблескивает вдали золотая иголка — шпиль Петропавловской крепости. Это хозяин Соне объяснил, Григорий Маркович. Хороший был человек — столько лет прошло, а Соня его помнит: высокий, седой, а лицо молодое, худое, на Иисуса Христа похож с иконы, что дома, в хате, в углу висела. В квартире четыре комнаты. Кроме Сониной, три хозяйские: спальня, столовая и детская. Хозяйка Софья Вениаминовна, тезка Сонина, тоже добрая женщина, Соню не обижала, всегда уважительно — на «вы», никогда не обругает. И не то что приказания отдавать, а все: «Сонечка, не будете ли так любезны…» Соне сперва даже не нравилось, непривычно. Потом привыкла и теперь, на старости лет, и сама никогда грубого слова. Софья Вениаминовна с мужем, оба ученые-химики, работали в каком-то важном научном институте. Соня гуляла в саду со Сталечкой, еще стирала, убирала, готовила, ходила на базар, в магазины. Разве это для молодой девчонки тяжелая работа? Смешно даже!
По вечерам Григорий Маркович с ней занимался, писали диктовки, решали задачки. Летом, было решено, Соня сдаст экзамены в техникум, на вечернее отделение, жить останется у хозяев. После техникума — в институт. Выучится на химика, будет, как Григорий Маркович с Софьей Вениаминовной.
Знакомые няньки все дознавались, как живется у евреев. Говорят, они жадные и неряхи, за собой не уберут и в баню не ходят — это у них обычай такой. Соня спорила: другие русские хуже евреев, уж нагляделась в деревне. А ее хозяева — золотые люди. Во-первых, не пьют и не дерутся. Во-вторых, никакие не жадные — что сами едят, то и Соня с ними. И жалованье всегда вовремя. А насчет бани, так у них ванная, колонку топят, а Григорий Маркович, тот каждое утро под холодный душ. Няньки только головами покачивали, Соня видела: считают, она врет. Пусть себе считают, она-то знает правду.
Жизнь свою у хозяев Соня до старости вспоминает как счастье. В деревне тогда было голодно, у матери — семеро по лавкам, а тут всегда сыта, одета, собственную комнату имеет. И обращаются, точно она не деревенщина домработница, а родной человек.
Только длилось это счастье всего ничего. Вот предполагает человек, а Бог решает по-своему. Сорок первый год, летом — война. Григорий Маркович в первый же день — в военкомат. Не взяли по зрению. Засобирались всей семьей в эвакуацию, да передумали: куда с маленьким ребенком, война скоро кончится, а тут еще Сталя, как нарочно, заболела скарлатиной. Пока думали, институт вывезли, замкнулось кольцо. В первую же зиму Соня осталась одна, всех схоронила, сама на санках свезла одного за другим на Серафимовское. Сталечка умерла последней от голодного поноса, хоть Соня, что могла, делала, свою пайку делила пополам, так что потом и саму подобрали на улице, думали: покойница, хотели уж в машину кинуть вместе с другими мертвыми, а она очнулась. Тут ее и забрали в стационар при заводе, а после на этом заводе, где танки чинили, она и осталась работать. Ученицей токаря. Правильно писали потом: работали там совсем пацаны и девчушки, вроде Сони, на ящик приходилось залезать, чтобы до станка дотянуться. При заводе Соня и жила. Домой, на Петроградскую, вернулась в сорок четвертом. Слава Богу, дом уцелел, только стекла везде повылетали. Соня опять — в свою комнатку возле кухни. Достала фанеры, заколотила окошко. Остальные комнаты постепенно заселялись. В каждой — по семье...
...Что бы там ни записано в паспорте, а считает себя Софья Ивановна Горичева коренной ленинградкой, хоть и родилась в двадцать седьмом году в деревне Горянка на границе России с Белоруссией. Хотя тогда — какие границы? Горянка в Белоруссии, Соня домой писала, выводила на конверте: «БССР», а соседняя деревня, где жил Сонин дед, — пять минут бегом через поле — уже «УССР», и никаких тебе границ.
