Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Эта книга построена, как ризома: лабиринт, где пересекаются, сосуществуют, борются, примиряются и расходятся самые различные, зачастую противоречивые философские, религиозные и мистические учения. Но это далеко не только философия — в книге почти детективным сюжетом разворачиваются судьбы главных героев, охватывающие три эпохи: наши дни (2003-2004 гг.), Петроград 1921 г., где дедушка главного героя, член Ордена российских розенкрейцеров, встречается с такими замечательными людьми, как Генрих Оттонович Мёбес, Михаил Михайлович Бахтин, Лев Платонович Карсавин, наконец, 1421 г. – Чехия, где происходят великие и жестокие события освободительной войны. Перед Вами прокрутится калейдоскоп событий, личных переживаний, философских и мистических учений, который может разрушить привычную картину мира и сподвигнуть к более глубокому познанию своей природы и своей причастности к роду человеческому.
Книга «Причастие» – не легкое чтиво. Впрочем, любая творческая и преобразующая деятельность, к которой я отношу также и чтение, не может быть легкой.
Книга подобна коллажу: в ней большое количество скрытых цитат.
отрывок из произведения:
...Боже, как сложно оказалось написать простую фразу: «прошло четыре месяца»! Я пристально следил почти за каждым душевным движением главного героя и окружающих его людей, не отпуская их из внимания ни на один день, а тут вдруг – четыре месяца. Неужели, после написания истории Мартина Гуски и катарсиса в кабинете Хлопонина, с Костей не произошло ничего, достойного упоминания? Или, как любая история когда-то должна закончиться, закончилась и эта книга? Если так, то почему я принялся за третью часть? В принципе, роман можно было завершить вместе со второй частью... Но я почему-то решил следовать законам классической драматургии, где существует завязка, главное событие и завершающее событие. Завязка происходила на даче, где Костя, читая дневник деда и слушая философствование приятелей, впервые остро ощутил себя призванным (а может быть это ему только показалось и все дело в обыкновенном тщеславии?) соединить в себе крест и ризому. Главное событие – то, что случилось с героями на лекции по философии Хайдеггера; за ним последовал основной накал сюжета и осознание сопричастности истории освободительного движения в Чехии, и здесь задача, поставленная в завязке, стала действительно разворачиваться в Костиной жизни, что нашло особенно яркое выражение в написанной им повести о жизни и смерти Мартина Гуски. Собственно, казнь Мартина и момент свободы после выплеска агрессии на Хлопонина могли бы стать завершающим событием. Могли бы, но не стали. Не дотянул Костя до чего-то принципиально значимого. Очень близок был, но не дотянул... Было такое выражение у советских духовных искателей периода 1960-х – 80-х: «пройти под сатори», что означало – чуть-чуть не дотянуться до глобального Резонанса, до Преображения. Так и Костя – не дотянул чуток. Не соединились в нём крест и ризома, хотя и близко прошли их траектории... И я, дав сюжету разворачиваться как непредсказуемому лабиринту – в духе ризомы, всё же решил, одновременно, соблюсти горизонталь и вертикаль, и предоставить Косте (да и себе – чего греха таить) еще один шанс. Сейчас, когда я пишу эти строки, я не представляю себе, как это может случиться: слишком много душевных сил было потрачено на то, чтобы соединить несовместимое; надежда нынче одна – на Провидение. Однако, хватит растекаться мыслью в лирическом отступлении, перейдем к событиям и переживаниям наших героев.
Прошло четыре месяца... Георгий Васильевич Хлопонин, отделавшийся легким сотрясением мозга и небольшими ушибами, мог, в принципе, подать на Костю в суд, но, по доброте душевной, ограничился тем, что просто уволил его по статье «за несоответствие...».
Витя Назаров, вернувшись в Нижний Новгород, снова работает учителем в той же школе. Неожиданно для себя, познакомившись на улице с девушкой (чего он никогда не делал раньше), влюбился в неё, а она – в него. На фоне сближения и усиления чувств, постепенно стал выходить из затянувшегося душевного кризиса. Как он и мечтал, уезжая из Питера, ему удалось отбросить привязку к старому опыту и строить свою жизнь из здесь и сейчас. Нет, это не было просветление, или что-то похожее на те несколько часов переживания тождественности самому себе, о которых я писал, в связи с ассоциациями об Антонене Арто. Просто Витя перестал оглядываться назад, равняться на прошлое и загадывать будущее, отбросил чужие учения и обрел уверенность и силу, которых ему так не хватало раньше.
Вика Станкевич достаточно быстро оправилась от последствий неудачного романа с Костей; вернулась, как и почти все члены бывшей 31-й группы Университета Педагогического мастерства, на прежнее место работы, и уже к началу нового 2004 года у нее появился новый молодой любовник – студент Театральной Академии, с которым она установила удобные для себя отношения.
Зина Кравчук и Рада Григорьева возвратились в лоно прежней неприкаянной жизни, со всеми своими старыми проблемами.
Иван Куренной, к радости жены, вернувшись во Псков, стал более прилежным семьянином. Страх потерять мужа в то время, пока он пребывал в Питере, вынудил Ирину серьезно заняться своей внешностью, сбросить лишний вес и, обратившись к специальной литературе, стать более изобретательной в интимной жизни. Их отношения с Иваном заметно освежились. Они вместе регулярно посещали церковь. И, хотя Иван по-прежнему оглядывался вслед почти каждой юбке, мысли об адюльтере уже не так занимали его, как до отъезда в Питер.
Жизнь Миши и Саши Платоновых стала еще более строгой: безукоризненное соблюдение церковных правил, постов и праздников, еженедельная исповедь, чтение святоотеческой литературы... Свою прежнюю библиотеку Платоновы раздали знакомым. На следующий учебный год планировали перейти работать в специализированную православную школу. Отношения между супругами стали еще более дружными: с осени между ними не случилось ни одного противоречия.
Соня Вознесенская вышла-таки замуж. Муж был старше ее на семнадцать лет, но выглядел моложаво, был строен и спортивен. К тому же – коммерческий директор крупной фирмы. Соня ушла с работы. Нельзя сказать, что она превратилась в домохозяйку: дома она бывала редко. Прежний образ жизни не пострадал от замужества, и Соня продолжала встречаться сразу с несколькими мужчинами, а при случае не гнушалась и случайными связями.
Гриша Бурлан опубликовал к Новому Году свою первую книгу по аналитической психологии. Известность его возросла: теперь его знали и уважали не только в психологических кругах Питера, но и в Москве, и даже за границей. К марту Гриша успел поучаствовать в трех международных конференциях в Москве, летом же он был приглашен на симпозиум в Лондон. Гриша был доволен собой...
...Боже, как сложно оказалось написать простую фразу: «прошло четыре месяца»! Я пристально следил почти за каждым душевным движением главного героя и окружающих его людей, не отпуская их из внимания ни на один день, а тут вдруг – четыре месяца. Неужели, после написания истории Мартина Гуски и катарсиса в кабинете Хлопонина, с Костей не произошло ничего, достойного упоминания? Или, как любая история когда-то должна закончиться, закончилась и эта книга? Если так, то почему я принялся за третью часть? В принципе, роман можно было завершить вместе со второй частью... Но я почему-то решил следовать законам классической драматургии, где существует завязка, главное событие и завершающее событие. Завязка происходила на даче, где Костя, читая дневник деда и слушая философствование приятелей, впервые остро ощутил себя призванным (а может быть это ему только показалось и все дело в обыкновенном тщеславии?) соединить в себе крест и ризому. Главное событие – то, что случилось с героями на лекции по философии Хайдеггера; за ним последовал основной накал сюжета и осознание сопричастности истории освободительного движения в Чехии, и здесь задача, поставленная в завязке, стала действительно разворачиваться в Костиной жизни, что нашло особенно яркое выражение в написанной им повести о жизни и смерти Мартина Гуски. Собственно, казнь Мартина и момент свободы после выплеска агрессии на Хлопонина могли бы стать завершающим событием. Могли бы, но не стали. Не дотянул Костя до чего-то принципиально значимого. Очень близок был, но не дотянул... Было такое выражение у советских духовных искателей периода 1960-х – 80-х: «пройти под сатори», что означало – чуть-чуть не дотянуться до глобального Резонанса, до Преображения. Так и Костя – не дотянул чуток. Не соединились в нём крест и ризома, хотя и близко прошли их траектории... И я, дав сюжету разворачиваться как непредсказуемому лабиринту – в духе ризомы, всё же решил, одновременно, соблюсти горизонталь и вертикаль, и предоставить Косте (да и себе – чего греха таить) еще один шанс. Сейчас, когда я пишу эти строки, я не представляю себе, как это может случиться: слишком много душевных сил было потрачено на то, чтобы соединить несовместимое; надежда нынче одна – на Провидение. Однако, хватит растекаться мыслью в лирическом отступлении, перейдем к событиям и переживаниям наших героев.
