Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Иван Антонович Ефремов — псевдоним; настоящее имя — Иван Антипович Ефремов.
Будущий писатель-фантаст родился в деревне Вырица Царскосельского уезда Петербургской губернии. Поступил в Ленинградский государственный университет, но не окончил его. В 1935 окончил геологоразведочный факультет Ленинградского горного института. С 1929 научный сотрудник Геологического музея, в 1937-59 заведующий лабораторией низших позвоночных Палеонтологического института АН СССР и руководитель ряда экспедиций (в т.ч. в пустыню Гоби). Труд Ефремова «Тафономия» лег в основу нового направления в палеонтологии, которое позволило на основании палеогеологических данных предсказывать места обнаружения ископаемых остатков; за этот труд удостоен Государственной премии СССР 1959 года.
Первый рассказ «Встреча над Тускаророй» опубликовал в 1944 году. Первым крупным произведением Ефремова стал исторический роман «На краю Ойкумены» (1949), вскоре дополненный вторым томом — «Путешествие Баурджеда» (1953). Однако наибольшую известность и признание принесла ему «Туманность Андромеды» (1957) — философско-утопический роман о коммунистическом будущем цивилизации Земли. Роман этот оказал огромное влияние на развитие отечественной фантастики и, по сути, обеспечил её первый расцвет в 1960-х годах.
Ефремову принадлежат также художественно-документальная книга «Дорога ветров» (1956) и роман приключений «Лезвие бритвы» (1963). В 1969 г. опубликован его роман «Лезвие бритвы», а в 1968 году выходит «Час Быка», в котором коммунистический мир «Туманности Андромеды» сталкивается с антагонистичным ему антиутопическим миром планеты Торманс. Роман оказался совершенно не ко двору для тогдашнего руководства страны, однако запретить его при жизни Ефремова не решились, и только после смерти Ивана Антоновича в 1972 году он был запрещен к выдаче в библиотеках. По времени эта акция совпала с планомерным оттеснением из издательских планов практически всей социально направленной фантастики, выросшей на книгах Ефремова.
Произведения Ивана Ефремова переведены на многие иностранные языки.
отрывок из произведения:
...Затягиваясь душистым, крепким табаком, я вслушивался в неравномерный всплеск волн и четкую работу машины. Ее мощный шум и легкое сотрясение всего огромного корпуса судна действовали успокоительно, вроде тихой музыкальной мелодии. В каюте было тепло, яркий свет лампы падал на столик с лежавшей на нем интересной книгой — наслаждение, которое я предвкушал после вахты. Я с удовольствием осмотрел свою каюту — крошечный «особняк», несущийся на двадцатифутовой высоте над страшной зеленой глубиной Тихого океана, — и подумал, что профессия моряка увлекла меня прежде всего тем, что она оставляла мне много времени на размышления, к которым я всегда был склонен.
Мои мысли были прерваны стуком в дверь. Дверь распахнулась, и на пороге появилась массивная фигура капитана.
— Что вы бродите в такую рань, Семен Митрофанович? — спросил я, садясь и поворачивая к нему тяжелое кресло. — Еще, наверно, не рассвело.
— Ну как не рассвело! Скоро огни гасить можно... Эх, и погода же редкостная!..
— Вот в такую-то погоду только и спать, — сказал я. — Ну, я-то, конечно, страдалец — мне на вахту, — а вы что?
— Эх, молодежь! Вам бы только понежиться! — добродушно отвечал капитан. — А мне, старику, много спать не нужно. Я уже палубу обошел, убытки от шторма посчитал... Кстати, Евгений Николаевич, вы ортодромию вашу днем проверьте, чтобы не только по счислению было, — добавил он, в то время как я обматывал шею шарфом и натягивал пальто.
— Обязательно, Семен Митрофанович, трасса у нас новая, — ответил я капитану и чиркнул спичку, закуривая трубку.
Резкий толчок и последовавший за ним глухой удар потрясли корпус судна. Почти одновременно раздался грохот где-то в кормовой части, и шум машины прервался. Несколько секунд мы с капитаном молча глядели друг на друга, прислушиваясь. Вот машина возобновила работу — и снова тот же грохот, сменившийся тишиной. Горящая спичка, которую я продолжал держать в руке, обожгла палец, и я, опередив капитана, кинулся из каюты...