Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Павел Филиппович Нилин — русский писатель. Лауреат Государственной премии СССР (1941). Родился 3 (16) января 1908 в Иркутске в семье ссыльного поселенца из крестьян. В начале трудовой жизни был слесарем, кочегаром, служил в уголовном розыске, отразив полученный опыт в первых заметках и фельетонах в иркутской газете «Власть труда». Настойчиво занимался самообразованием, много ездил по стране.В годы Великой Отечественной войны Нилин – военный корреспондент газеты «Правда», автор очерков и рассказов о жизни фронта.Среди других произведений Нилина – рассказы Дурь (1973), Впервые замужем (1978; одноименнный фильм, 1980, реж. И.Е.Хейфиц), очерки, путевые заметки.
отрывок из произведения:
...Из Маран-бье я ехал в плохоньком автобусе, набитом, по местному обыкновению, не только пассажирами, но и такой живностью, как куры, гуси и еще незнакомые мне очень красивые птицы в клетках. И тут же поместилась большая пышная овца, изредка взблеивающая, жалуясь, наверно, на невыносимую духоту.
Пассажиры неумолчно беседовали на местном наречии, уснащая его то английскими, то французскими фразами. И чаще всего я улавливал слово «монганга», что значит по-здешнему «врач».
На берегу Жемчужного озера я обедал в крошечной харчевне, хозяин которой, кондитер, узнав, что я русский, сказал, что любит русских, и назвал среди трех известных ему наших соотечественников опять же московского доктора. Однако передал уже новую историю.
В соседнем селении родилась девочка с тяжелым дефектом дыхательных путей. Временами она теряла сознание, и каждый раз родители были уверены, что это конец. Так продолжалось больше четырех лет. Девочка не умирала и, можно сказать, не жила. Ее родители, вполне обеспеченные люди, возили дочь даже в столицу, где медики, продержав девочку в клинике около месяца, заявили, что она безнадежна и что медицина в данном случае ну, вы же знаете, как они это заявляют, — что в данном случае, вот именно в этом, медицина уже ничего больше не может предпринять.
Тогда кто-то и посоветовал родителям девочки обратиться в бывший лазарет святого Эммануила, где начал работать московский доктор. И, представьте себе, доктор принял немедленно девочку на излечение и уже на шестой день сделал ей как будто весьма рискованную операцию, во время которой она чуть не умерла. Но доктор перелил ей кровь. И девочка поправилась. Две недели спустя ее выписали из госпиталя вполне здоровой.
— ...Или вот мой случай, — продолжал хозяин харчевни. И, откинувшись на стуле, вытянул передо мной свою черную сухую волосатую ногу. — Вы видите, какой тонкий шов? Я был еще солдатом, когда у меня началось воспаление. Чем-то, наверно, поцарапал ее в джунглях, или, может быть, меня укусило ядовитое насекомое, нога сильно раздулась. Я тоже ездил в столицу. Там два врача осмотрели меня и прописали, не сговариваясь, одно и то же очень дорогое лекарство. Я должен был принимать его целый месяц натощак. Я принимал его и свыше месяца, но опухоль, как прежде, то чуть спадала, то снова... Как в той английской сказке про серого кролика... И тут я однажды разговорился с одним клиентом-священником, греком из Муржа, и он мне посоветовал поехать именно к московскому доктору. И посоветовал не тянуть, а ехать как можно скорее, потому что у этого москвича кончается контракт и он скоро укатит обратно в свою Москву. Я тотчас же поехал. И посмотрите, какой результат. Уже второй год я снова без затруднений, свободно пользуюсь отличной ногой. — Хозяин захохотал. И еще раз, отхохотавшись, повторил эту фразу.
— Московский доктор тоже прописал вам лекарство? — спросил я.
— Нет, он сейчас же потащил меня на операционный стол. — И хозяин опять захохотал. — Это такой доктор, он только режет, но дай ему господь благополучия и долгую безмятежную жизнь. Не месяц и не две недели, а только три дня он продержал меня в госпитале и на четвертый день — выгнал. «Иди, иди, — сказал. — Болезнь твоя пустяк. Забудь о ней. А у нас, — сказал, — есть больные посерьезнее». И жена у него — прекрасная женщина, некрашеная, как я узнал, блондинка. И тоже врач. Она только принимает роды и дает советы женщинам. Но если какой-нибудь сложный случай, сейчас же появляется сам Базиль. Мне хотелось сделать для него и для его супруги что-нибудь приятное, ну, иначе говоря, как-нибудь отблагодарить за мою несчастную ногу, и я изготовил большой воздушный торт. Безе. Я привез его в госпиталь. Доктор, разумеется, поблагодарил меня. И тут же при мне, на моих глазах собственными руками разрезал торт на маленькие дольки и приказал разнести больным к предвечернему чаю. Это обидело меня. Его больным, этим собранным чуть ли не со всего света вонючим калекам, я ничем не обязан. Я хотел отблагодарить только доктора. Он врач, я кондитер. Мы дарим друг другу свой труд. По обычаям моей страны, человек, отвергающий подарок, становится врагом дарителя. Я высказал это доктору с большим возмущением. А он засмеялся и сказал, что, по законам его страны, и дарителя, и того, кто берет подарок за работу, уже оплаченную ему его государством, могут без особых хлопот отвести в тюрьму. Но это, по-моему, извините меня, чрезвычайный педантизм... Вот это был такой торт. Попробуйте, пожалуйста, — принес мне хозяин большой кусок торта. — И очень советую познакомиться с этим московским доктором. И если хотите, мой компаньон может сегодня же довезти вас до бывшего госпиталя святого Эммануила на своем автомобиле. Жозеф, — крикнул он проходящему под окнами пожилому, угольно черному мужчине в старомодном котелке. И в очень долгом разговоре с ним перешел с английского на местный язык...
...Из Маран-бье я ехал в плохоньком автобусе, набитом, по местному обыкновению, не только пассажирами, но и такой живностью, как куры, гуси и еще незнакомые мне очень красивые птицы в клетках. И тут же поместилась большая пышная овца, изредка взблеивающая, жалуясь, наверно, на невыносимую духоту.
