Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Джон О''Хара. Писатель, который никогда не стремился к громкой славе, однако занял достойное место в ряду лучших американских романистов, таких как Хемингуэй и Фицджеральд. Почему? Уж не потому ли, что ПОДЛИННЫЙ талант проверяется только временем?
Перед вами — «Свидание в Самарре».
Центральное произведение в творческом наследии Джона О''Хары. Роман, смело и изящно совмещающий реалистические и сюрреалистические мотивы, причем грань, отделяющая сюрреализм от реализма, настолько тонка, что заметить ее порой невозможно...
Драма времен «ревущих двадцатых»?
Или — литературная легенда своего времени? Судите сами!
отрывок из произведения:
...История наша начинается с Лютера Лероя Флиглера, который лежит в постели ни о чем не думая и лишь улавливая отдельные звуки, внимая собственному дыханию и различая собственное сердцебиение. Рядом с ним лежит его жена, она лежит на правом боку и крепко спит. Она заслужила этот сон, ибо, строго говоря, уже почти рождество и накануне весь день она трудилась как проклятая, возилась с индейкой, пекла пироги и лишь несколько часов назад кончила украшать елку. Пугающая неровность пульса вызывает у Лютера Флиглера легкое желание близости с женой, но Ирма, когда устает, способна сказать «нет». Не хочется потом вставать, твердит она, когда устает, а рисковать нельзя. Трое детей вполне достаточно, трое за десять лет. Поэтому Лютер Флиглер не прикасается к жене. Пусть уж она как следует выспится в ночь под рождество, великодушно решает он, вот только о его великодушии она никогда не узнает. Все-таки это великодушие, хотя Ирма тоже любит рождество и именно в эту ночь, может, и не прочь бы рискнуть. Лютер Флиглер велит себе забыть про желание и мысленно посылает его к черту, но тут же поворачивается к жене, обнимает ее за талию и гладит тугую выпуклость между грудью и животом. Ирма шевелится и открывает глаза.
— Господи, Лют, ты что?
— С рождеством тебя, — говорит он.
— Перестань, слышишь? — шепчет она, но радостно улыбается, и ее руки смыкаются на его широкой спине. — Ты сошел с ума, но я тебя люблю, — говорит она в заключение.
И некоторое время в Гиббсвилле нет людей более счастливых, чем Лютер Флиглер и его жена Ирма. Затем Лютер засыпает, а Ирма встает и выходит, а когда возвращается, то не сразу залезает в постель, а стоит возле окна.
Лантененго-стрит, словно ватой, окутана безмолвием. Снег намел высокие сугробы по обеим сторонам дороги, и на улице с трудом могут разъехаться две машины. Однако было слишком темно, чтобы улица выглядела белой, да и тишина ее тоже была обманчивой. Казалось, можно закричать изо всех сил, и никто тебя не услышит — таким пушисто-ватным представлялся мир, но Ирма знала, что захоти она поговорить с живущей напротив миссис Бромберг (а ей вовсе этого не хотелось), им обеим не пришлось бы и голоса повышать. Ирма упрекнула себя за нехорошие мысли о миссис Бромберг в ночь под рождество, по тут же нашла оправдание: евреи рождества не справляют и только еще больше зарабатывают в этот день на христианах, поэтому нечего думать о них на рождество иначе, чем в течение всего года. Кроме того, после водворения Бромбергов на Лантененго-стрит цены на недвижимость возросли. Все так говорят. Бромберги, как Люту стало известно из авторитетного источника, заплатили за дом Прайсов тридцать тысяч, то есть на двенадцать с половиною тысяч, больше, чем рассчитывал получить Уил Прайс; но коли Бромберги пожелали жить на Лантененго-стрит, пусть платят. Интересно, подумала Ирма, правда ли, что сестра Сильвии Бромберг с мужем торгуют соседний дом Мак-Адамсов. Ничего удивительного. Очень скоро рядом с ними будет жить целая колония евреев, и дети Флиглеров, как и дети из других порядочных семей, заговорят с еврейским акцентом.
Ирма Флиглер возненавидела Сильвию Бромберг еще прошлым летом, когда Сильвия во время родов целый вечер кричала. Могла бы лечь в больницу, знала ведь, что будет рожать. Противно было слышать эти вопли и придумывать для детей объяснения, почему миссис Бромберг кричит. Мерзость какая!
Ирма отошла от окна и залезла в постель, моля бога, чтобы не забеременеть, и ненавидя Бромбергов за то, что они переехали на их улицу. Лют мирно спал, и Ирма была рада теплу и запаху его большого тела. Она повернулась и провела рукой по его плечу, где у него были четыре похожих на пупки шрама от ранения шрапнелью. Вот Лют по закону занимал место на Лантененго-стрит, и она как его жена тоже. И не только как его жена. Ее семья появилась в Гиббсвилле гораздо раньше большинства других обитателей Лантененго-стрит. Ирма была из Доанов. Дед Доан еще во времена мексиканской войны служил в армии барабанщиком, а в Гражданскую войну получил почетную медаль Конгресса. Дед Доан оставался членом школьного совета до самой смерти, почти тридцать лет, и был единственным в их краях с такой медалью. У Люта был французский военный крест с пальмовой ветвью за что-то, совершенное, по его словам, в пьяном виде, да еще двое-трое удостоились в войну крестов и медалей за особые заслуги, но только у деда Доана была почетная медаль Конгресса. Ирма и по сей день считала, что медаль должна находиться у нее в доме, поскольку, как все знали, она была дедовой любимицей. Однако медаль очутилась в руках брата Уилларда и его жены, потому что Уиллард — продолжатель рода. Пусть будет у них. Наступает рождество, завидовать грех, лишь бы они берегли и ценили эту медаль...