Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Родилась в пригороде Одессы в семье отставного флотского инженера-механика. В 1905 году семья распалась, и мать с детьми переехала в Евпаторию, а затем — в Киев. Ахматова закончила Фундуклеевскую гимназию и в 1907 году поступила на юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. С 1910 по 1918 год была замужем за поэтом Н. Гумилевым. Первое стихотворение опубликовала в 1907 году в Париже, в издававшемся Н.Гумилевым журнале «Сириус». В 1912 году издан первый сборник стихов «Вечер», который стал однойиз базисных книг акмеизма. Через два года вышел сборник «Четки», и в 1917 году — третий сборник, «Белая стая». В 1923 году началась полоса «молчания», продолжавшаяся до середины 30-х годов. Во время Великой Отечественной войны из окруженного Ленинграда Ахматова была эвакуирована в Ташкент и находилась там до июня 1944 года. В 1946 году Ахматова вместе с Зощенко стала жертвой грубых нападок партийной критики, была исключена из Союза писателей и до XX съезда КПССС практически не печаталась. За это время Ахматова пишет «Поэму без героя» и «Путем всея земли», цикл стихотворений «Северные элегии». Умерла в Домодедово под Москвой 5 марта 1966 года. Похоронена в Комарово под Санкт-Петербургом.
отрывок из произведения:
...И смерть Лозинского2 каким-то таинственным образом оборвала нить моих воспоминаний. Я больше не смею вспомнить что-то, что он уже не может подтвердить (о «Цехе поэтов», акмеизме, журнале «Гиперборей» и т.д.).
Последние годы из-за его болезни мы очень редко встречались, и я не успела договорить с ним чего-то очень важного и прочесть ему мои стихи тридцатых годов (т.е. «Реквием»). От этого он в какой-то мере продолжал считать меня такой, какой он знал меня когда-то в Царском. Это я выяснила, когда в 1949 г. мы смотрели вместе корректуру сборника «Из шести книг»...
Что-то в этом роде было и с Мандельштамом (который, конечно, все мои стихи знал), но по-другому. Он вспоминать не умел, вернее, это был у него какой-то иной процесс, названия которому сейчас не подберу, но который, несомненно, близок к творчеству. (Пример — Петербург в «Шуме времени»3, увиденный сияющими глазами пятилетнего ребенка.)
Мандельштам был одним из самых блестящих собеседников: он слушал не самого себя и отвечал не самому себе, как сейчас делают почти все. В беседах был учтив, находчив и бесконечно разнообразен. Я никогда не слышала, чтобы он повторился или пускал заигранные пластинки...
...И смерть Лозинского2 каким-то таинственным образом оборвала нить моих воспоминаний. Я больше не смею вспомнить что-то, что он уже не может подтвердить (о «Цехе поэтов», акмеизме, журнале «Гиперборей» и т.д.).
