Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
26 января 1972 года появилось секретное Постановление ЦК КПСС о выдворении писателя Григория Свирского, заикнувшегося о свободе слова, за пределы Советского Союза. В изгнании автор написал и опубликовал 10 романов и повестей, переведенных на главные европейские языки.
Через 20 лет книги Г. Свирского были, наконец, переизданы и в Москве, а в Союзе писателей Москвы летом 2000 года состоялся вечер, названный «Возращение Григория Свирского».
Из выступления на вечере писателя Юрия Карякина: «Один из самых сильных ударов по цепям, которым было сковано наше сознание, нанес Григорий Свирский. Он первым освободил нас от страха. После его смелого выступления в Союзе писателей — в присутствии секретаря ЦК КПСС Петра Демичева — мы вдруг поняли: можно! Не убьют!».
отрывок из произведения:
...Пора Дову отправляться на второй этаж, к самолету, а он все не торопится. Наконец, поднялся из-за столика, произнес с облегчением:
— Во-от и сопровождающая нас фея! Припоздала что-то.
Все взглянули в сторону дверей, захохотали: в кафе пританцовнывающей походкой вошел, сутулясь, Наум Гур. Улыбнулся ехидной улыбочкой, спросил, отчего его приход вызвал такой восторг публики. Дов показал на часы.
— Лекарства свои взял? Бегом, брательник!
Давно выискивал Дов «окно» в своих делах, чтобы «нырнуть» в Москву недели на две. А тут вдруг Наум позвонил, — летит в Москву на «Еврейский конгресс».
— Фантастика, старик! — кричал он в трубку. — Чехов «Три сестры»: в Москву! В Москву! В Москву!.. Беру тебя второй сестрой!.. Третья? Третью найдем на месте.
«Еврейский конгресс» Дова занимал мало. «Я в эти игрушки давно не играю», ответил, но с братом ему, вечному советскому зеку, лететь было спокойнее.
В аэропорту «Бен Гуриона», как всегда, змеилась очередь к паспортному контролю. Какого-то юнца в черных российских штанах не пропускали. Он доказывал, что все деньги Сохнуту вернул, совал бумажки. С ним не спорили. Появился офицер и увел бедолату.
За стеклянной стеной белый, как снег, самолет «Эль Аль» с широкой голубой полосой вдоль фюзеляжа. Наум постоял в волнении: гордый «Джамбо-джет» с надписью «Эль Аль» вызывал в нем такое же тихое торжество, как бело-голубой флаг Израиля. По дороге к самолету и он, и Дов обратили внимание на нововведение. На стене аэропорта Лод лепнина на нескольких языках, появилась и на русском, — «Добро пожаловать». Дов вздохнул, вспомнив рассказ Саши о том, как их встретили: « Вы тут никому не нужны!» «Сучий мир! Одно на витрине, другое в магазине».
В Амстердаме пересадка: самолету «Эль Аль» в Россию пока хода нет. Американские ортодоксы в черных шляпах перед посадкой сбились группкой, молились вполголоса, — раскачивались взад-вперед, держа перед собой молитвенники. Оказалось,они тоже в Москву. Одни на экскурсию, другие читать лекции о Торе-пятикнижии Моисея. Молодые на целый месяц — нанялись вожатыми в детские религиозные лагеря.
Наум и Дов переглянулись. Другие времена на дворе. Летят на Еврейский конгресс, а, когда покидали Россию, даже за песни и танцы у синагоги давали «семерик» со строгой изоляцией. Гулю за иврит швырнули в читинские лагеря.
Наум приложил руку к борту пиджака. Колотится сердчишко как после марафона.
Неожиданная мысль обожгла его. Раввины везут в Москву Тору. Свою древнюю культуру. Чтоб утвердилась в законных правах еврейская жизнь. А евреи, в то же самое время, бегут из России, не оглядываясь.
«Загадка, Наум?.. Назовем ее ПАРАДОКС ГОРБАЧЕВА и исследуем...» Наум задержался возле одного из юнцов в черной кипе, заглянул через его плечо в молитвенник: любопытно, что они бормочут перед полетом в гостеприимную Россию? Окликнул брата, и с усмешечкой: — Дов, иди, повторяй за нами, евреями! — По движению нарочито выпяченных губ понял ответ Дова. — Бога ты не боишься, — продолжал Наум с деланной серьезностью. — Без Бога в душе живешь. Как был каторжником, так и... — Он шутил многословно, скрывая свою почти паническую тревогу, свою нахлынувшую вдруг острую озабоченность, из-за которой потерял сон и решился, вопреки запрету докторов, лететь в Москву. В свое время острил: Брежневу ничего не стоит доконать Израиль. Пойти навстречу безмозглым израильским царям, — отпустить сразу миллион русских евреев, тут Израилю и конец. Утонет, как перегруженный паром... И вот, доострился: «поддиванные» снялись вдруг, как птичья стая... Такого в России еще не бывало. Даже во времена кроваваых погромов, при Николае 2-ом, в эмиграцию уезжало в год сто-сто пятьдесят тысяч максимум. Да только ли в России не бывало? Гитлеровская «Хрустальная ночь» не вызывала столь огромного оттока. Какие нужны силы, к тому же хорошо скоординированные, чтобы сорвать с места и швырнуть в неизвестность треть русского еврейства?.. В Лоде опустились полмиллиона. А если завтра рванет еще миллион?.. Начнется такая Ходынка, что евреи предпочтут Россию с ее нищетой и «Памятью» солнечному Израилю... Чья это политика? Какие цели ставит? Э, да кто здесь об этом думает? Наши «цари» не думают ни о чем...
— ...Бубновый бы туз тебе на спину, — бросил Наум брату, продолжая свою привычную пикировку. — Тебе, да еще кой-кому.
Дов не ответил, разглядывая необычную пару. Чего только не увидишь в международном аэропорту! И ей, и ему лет по семьдесят пять. На них белые футболки с надписями крупными буквами «Just married» (Только что поженились). Девушки в синей униформе аэрослужбы суетятся возле молодоженов, предупреждая каждое их желание.
Пассажиры постарше начинают улыбаться молодоженам издалека. Юные граждане вначале раскрывает от удивления рот, затем торопливо присоединяются к приветствующим. И лишь один пассажир, прочитав вслух без улыбки «Just married», добродушно бухнул на плохом английском: — В который раз, отец? Дов, поравнявшись с ним, спросил: — Do you speak Russian? — А как же! — ответил бывший соотечественник. Дов потоптался возле него, и, неожиданно для самого себя, поинтересовался:
— А если бы рядом с ним была, с той же надписью, девчушечка лет восемнадцати, прижег бы словечком?
— Спрашиваешь! — воскликнул незнакомец.
В эту минуту Наум оглянулся и — невольно шагнул к брату. Губы Дова плотно сжаты. Глазищи, как раскаленные угли. Таким лицо Дова бывает лишь тогда, когда он из последних сил удерживает в себе «косматое словечко», — как называли в семье Гуров лагерную матерщину...
...Пора Дову отправляться на второй этаж, к самолету, а он все не торопится. Наконец, поднялся из-за столика, произнес с облегчением:
