Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Ганс Гейнц Эверс (Hanns Heinz Ewers) родился 3 ноября 1871 года. Его мать происходила из знатной фамилии, внучка банкира, дочь генерала кавалерии. Отец – жанровый художник и баталист, сын кузнеца, но придворный живописец Фридриха Франца II Великого Герцога Мекленбург-Шверинского. Здоровый, смелый и добрый мальчик любил рассказывать байки о том, как видел в саду крота в золотой короне или гнома в белой бороде. С четырёх лет сочинял стихи и сказки. Шоколадное домашнее детство. В школе неприятности с учителями, ненависть к математике и дисциплине (о том, что школа есть разновидность тюрьмы, можно прочесть в его романах). Смерть отца; материальные сложности; в доме жильцы – французские и английские студенты. Вкус к иностранным языкам и культурам, интерес к английской лирике, влюбленность в Теннисона. Первые стихи – нежные любовные строфы: любовь к соседке по имени Лили (это имя будет кочевать из книги в книгу). Уже в августе в стихах «полуотцветшая мечта», а в сентябре тоска (Лили обманула, тайно повенчалась с другим). Тоска длится два года. Март 1891 – аттестат зрелости. Берлин, военная служба. Через шесть недель уволен из-за прогрессирующей близорукости. Полтора года юридического факультета, лихая жизнь корпоранта... Спустя несколько лет появляются первые классические тексты, обеспечившие Эверсу достойное место в истории словесности – два «золотых» сборника «Одержимые бесами»и «Ужасы», некоторые рассказы из них («Сердца королей», «Мертвый еврей», «Тофар-невеста», «Паук», «Последняя воля Станиславы д’Асп») вполне могут претендовать на звание шедевров. Фантазия соперничает в незаурядности с болезненностью. Газетные рецензенты в восторге: «Америка имеет Э.А. По, Франция – Барбе д’Оревильи, в Германии есть Ганс Гейнц Эверс. Еще более отменный мастер слога, нежели американец, более психолог, нежели француз, и более фантаст, нежели оба вместе взятые...» (О.Вольбрюк «Теглихе Рундхеу», Берлин). ...Эверс без конца путешествует, обследует полмира, пишет несколько книг путевых очерков («Индия и я», «Своими глазами» и др.). Выходят романы «Ученик волшебника» и «Альрауне». Много пишет для театра. Война застает его в Америке; Новый свет интернирует немцев, и 1916-20 годы Эверс проводит в специальном лагере для перемещенных лиц. Это сказалось на его политических настроениях: 1932 год – пик национализма в творчестве Эверса. К этому времени опубликованы два романа – «Всадник в немецкой ночи» и «Хорст», воспевающие ранненацистских полулегендарных героев Герхарда Шольца и, соответственно Хорста Весселя. Но пришедшим к власти нацистам не очень кстати оказалась авантюрно-романтическая трактовка партийной истории. Из Эверса и «Хорста» не стали делать Горького и «Мать»; отсутствие в этих романах антисемитских погромных настроений уже признавалось «деструктивным». «Окружаете себя всякими Эверсами», — недовольно писал Розенберг Геббельсу в 1934. В 1935 все его книги запретили даже иметь, кроме «Хорста» и «Всадника», которые запретили только продавать (любопытная градация, у нас, кажется, такой не было). Выехать из Германии он не мог и в последние годы даже перестал писать. Автор сотни новелл, десятка романов, трёх десятков эссе, кучи предисловий и переводов и ста шестидесяти восьми (по мнению Шенневальда) стихов умер от быстро прогрессирующего старческого туберкулеза 12 июня 1943 года, за несколько недель до того, как его берлинская квартира была разбомблена.
отрывок из произведения:
...Я сразу обратил на него внимание. Когда первый бык поднял на рога гнедого клеппера и длинный пикадор неуклюже свалился на землю, когда жалкая кляча тяжело взметнулась разорванным телом и запуталась ногами в собственных окровавленных внутренностях, которые низко свешивались и тащились по песку, — тогда я услышал около себя легкий вздох, но какой вздох!.. Удовлетворения!
Мы целое послеполудня сидели рядом, но не обмолвились ни единым словом. Красивая игра бандерильеросов интересовала его мало. Но когда тореадор вонзал быку в затылок свой клинок, так что рукоятка возвышалась над мощными рогами, словно крест, он схватывался руками за барьер и весь вытягивался вперед. Самое важное для него было garrocha. Если у лошади из груди била струя крови в руку толщиной или чуло давал смертельно раненному животному последний удар в мозг своим коротким кинжалом, если, наконец, бешеный бык кромсал на арене лошадиный труп и рылся рогами в его внутренностях — в такие моменты этот человек медленно потирал себе руки.
Однажды я спросил его:
— Вы, должно быть, горячий поклонник боя быков? Un afficonado?
Он кивнул, но не промолвил ни слова. Ему не хотелось отвлекаться от созерцания.
Гренада не так велика... Я скоро узнал его имя. Он был пастором в маленькой английской колонии. Его земляки звали его попросту «padro». Очевидно, его считали не в своем уме, потому что никто с ним не разговаривал.
...Я сразу обратил на него внимание. Когда первый бык поднял на рога гнедого клеппера и длинный пикадор неуклюже свалился на землю, когда жалкая кляча тяжело взметнулась разорванным телом и запуталась ногами в собственных окровавленных внутренностях, которые низко свешивались и тащились по песку, — тогда я услышал около себя легкий вздох, но какой вздох!.. Удовлетворения!
