Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В свих произведениях автор пишет о наших современниках, размышляет о тех или иных явлениях нашей действительности. Рассуждения писателя подчас полемичны, но они подкупают искренностью чувств, широтой видения жизни. Особое видение мира позволяет художнику взглянуть на нашу действительность с неожиданного ракурса, высвечивая новые грани, казалось бы, привычных для нас событий и явлений.
отрывок из произведения:
...Этот день начался обычно, хотя Надя, или Надежда Петровна, как звали ее в редакции начинающие авторы, добросовестно думала о том, что весь день нужно готовить себя к ответственной минуте, которая лежит на грани 10 и 11 часов.
Нужно объяснить теперь, кто такая Надежда Петровна и что за таинственную минуту предстоит ей пережить ровно в 10 часов по московскому времени.
Надя – сотрудница городской газеты в небольшом старинном городке, расположенном на просторной реке, неторопливо, но уверенно несущей свои то синеватые, то черные, как хлопья сажи, воды в Великий Ледовитый океан. До океана еще далеко, но дыхание его частенько слышит на своих щеках Надя Томцева. Как будто на окраине города за низкорослыми сосенками лежит огромная глыба зеленого льда и от нее-то и тянет временами чуть-чуть обжигающим холодком. В июле даже приятно. Конечно, Надя точно знает, что за сосенками нет ничего, кроме песка, а потом опять сосенки, наверное уже до самой тундры.
Второй год она работает в местной газете: приехала по распределению, окончив факультет журналистики. Городок с изобилием клюквы, соленых рыжиков на базаре, с молчаливыми мертвыми храмами, с желтой смолистой древесиной по берегу неоглядной реки, с непривычным, но милым, в сущности, говорком жителей постепенно полюбился Наде. А чтобы время шло быстрее, она придумала организовать литературную группу при газете, и теперь каждый четверг собираются к ней тихие юноши и застенчивые старички – местные начинающие поэты. Они почтительно называют Надю Надеждой Петровной и уважают сверх всякой меры.
Правду говоря, все эти подробности вовсе незначительны для нашего случая. Надя могла бы быть учительницей или техником на лесопильном заводе… Впрочем, тогда она, возможно, не встретилась бы с двумя другими нашими героями. А это важно.
Нелишне заметить, что Наде исполнилось двадцать четыре года, что она хотя и не красавица, но все же с печатью, так сказать, столичности на лице, казалась немножко залетной птицей в окружении более правильных и более, может быть, даже красивых, но все же и более скромных северных лиц.
О происшедшем с Надей начнем рассказывать с того, что в июне через московскую подругу ей удалось достать путевку на юг в санаторий, где отдыхали все большие ученые и писатели, люди пожилые, солидные, с громкими именами. У каждого отдельная комната. В коридоре висят таблички: «Шум мешает работать». Вот так раз. Надя надеялась именно на шум, на веселье, на танцы, на вечера, организованные затейником, с загадками, с разучиванием песен, с играми, рассчитанными на хохот до слез. Не то чтобы она была любительницей всего этого, но очень уж хотелось посмеяться и поскакать на одной ноге после строгого, вдумчивого, как бы вполголоса разговаривающего севера.
Но нет так нет. Зато есть синее теплое море, белые чайки над ним, непривычные тревожные запахи в санаторском саду, особенно ночью, когда кричат цикады и земля, нагретая за день, отдает воздуху запасенное парное тепло.
Соседом по столу у Нади оказался высокий морщинистый старик с седыми клочьями, вылезающими из-под академической шапочки. Либо ему было шестьдесят лет, но он слишком много пережил и увидел, либо ему было семьдесят, но в таком случае он, напротив, хорошо сохранился. Для семидесяти лет он выглядел, можно сказать, молодцом. Кроме того, у старика были пронзительные голубые глаза вне всякого возраста и времени. Взгляд его глаз был как оружие, спрятанное до поры в изящных, щеголеватых, может быть, даже легкомысленно украшенных, может, даже пошловатых ножнах. Снаружи вроде безделушка, которую впору дать вместо игрушки ребенку. Но вдруг мгновение, блеск отточенного клинка, беспощадное жало. Оружие. Мало того что стальное и острое, еще и в опытной твердой руке.
Надя испытала это в первый же день знакомства. Старик представился. Его звали Казимир Францевич. Элегантно расправляясь с поджаркой, собеседник непринужденно расспрашивал Надю о северном ее городке, взглядывал на нее время от времени, усмехался, изображал удивление – обычный застольный разговор. Вдруг все перед Надей покачнулось и поплыло. Ей показалось, что она падает, потому что Казимир Францевич странно передвинулся кверху, чуть ли не к потолку, чуть ли не повис около потолка, и все вокруг синее, голубое, и нет опоры, одна только расплывчатая зыбкая синева.
Через мгновение все вернулось на свои места. Надя сидит на стуле. Казимир Францевич нашлепывает концом ножа гарнир на кусочек мяса. Глаза его опущены в тарелку. Потом он поднял их на Надю, обыкновенные голубые глаза, улыбнулся и тихо сказал:
– Извините меня. Это я виноват. Это ребячество с моей стороны, но я не должен быть легкомысленным, извините.
Вскоре между молодой женщиной и семидесятилетним (все-таки оказалось, что семидесятилетним) стариком установились добрые дружеские отношения. Новые знакомые иногда сидели в качалках в тени развесистого платана, иногда прогуливались по аллеям старинного парка и, уж во всяком случае, трижды в день встречались за столом, говоря друг другу: «Здравствуйте», «Приятного аппетита» и еще раз «Приятного аппетита», если кто-нибудь из них уходил из-за стола раньше другого, загадочное головокружение и еще более того загадочное извинение профессора не выходило из головы у Нади. Но уже на третий день Казимир Францевич решил объяснить. В это время они сидели в удобных плетеных креслах и смотрели в синее море...
...Этот день начался обычно, хотя Надя, или Надежда Петровна, как звали ее в редакции начинающие авторы, добросовестно думала о том, что весь день нужно готовить себя к ответственной минуте, которая лежит на грани 10 и 11 часов.
