Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Вячеслав Софронов исчисляет свой род от дружинника Ермака, пришедшего в далекую Сибирь четыре века назад. Родившись в семье с давними историческими традициями, выросший неподалеку от стен Тобольского кремля, он не просто впитал в себя эти традиции, он живет ими. Вероятно, отсюда и его тяга к путешествиям, поиск могилы Ермака, подземных ходов Тобольска, клада хана Кучума и царских сокровищ...
Вся творческая биография Вячеслава Софронова посвящается Сибири и событиям, в ней происходящим. Автор многих статей на тему о сибирских воеводах, губернаторах, просветителях, он успевал ходить в походы со школьниками, снимать кинофильмы, работать в архивах, работать преподавателем в институте.
отрывок из произведения:
...Бывает, играешь с ребенком в лесу, в парке и, встав за дерево, спрятавшись, наблюдаешь за его испугом, безуспешными попытками найти тебя — большого, всезнающего Человека. И когда ребенок вволю набегается, накричится, наплачется, то выйдешь из-за дерева, приласкаешь, утешишь, возьмешь на руки и понесешь домой. Не так ли Господь наблюдает за нами из не видимой нам дали, чуть усмехаясь и пряча улыбку в густую бороду, а при появлении первых наших слез спешит на помощь? Но может слишком много нас заблудших, заблудившихся, что Он не всем и не всегда успевает помочь?
Теряешь всю жизнь: родных, близких, друзей, любимых. Гораздо больше, чем находишь. Ежеминутно и ежесекундно сгораешь, как метеорит, падающий на землю. Приобретаешь болезни, разочарования, страх за жизнь. А еще вещи, много вещей, чтоб вскоре и с ними расстаться, выбросить, продать. Лишь душа приобретает нечто незримое, неосознанное, но что-то очень важное, уплотняется до массы урана, чтоб, набрав критическую массу, за чем непременно последует взрыв, вырваться из нас и улететь, потеряв тело, несуразное и уже ненужное.
Мы всю жизнь мечтаем о свободе, куда-то убегаем, меняем друзей, обстановку, работу. Господь сказал: «Придите ко мне…», а мы идем в мир, где нас никто не ждет и не любит. И однажды, оглянувшись и замерев у очередного обрыва, куда карабкались зачем-то много лет, сознаем, что свобода находится не снаружи, а внутри нас, и начинаем мучительно вглядываться в себя и с ужасом понимаем, что ничего о себе не знаем, не понимаем собственных поступков, действий. Свободен лишь тот, кто заглянул хоть один раз внутрь себя, после чего он уже никуда не спешит, ничего не ищет, не суетится, а терпеливо ждет соединения внутреннего и внешнего.
Бог создал мир как нечто неделимое и совершенное. Всякое изменение творения Его идет вразрез с Божиим замыслом. Новое — есть нарушение извечной гармонии. А что есть творчество? Не подменяем ли мы реальное виртуальным? Не отходим ли от Бога к извечному его противнику? Изначально художники, скульпторы делали лишь копии виденного ими, повторяя Творца, ни на йоту не отступая от сущего. Потом появились фантазии и автор стоял рядом со своей картиной и пояснял, что «он так видит», а зрители принимали те измышления на веру. Когда же начались те фантазии? Не тогда ли, когда была утеряна вера в Бога?
Когда читаешь книгу, то герои ее оживают, бродят вокруг нас, строят козни, влюбляются, ненавидят, незримо присутствуют рядом. Захлопнул книгу, поставил на полку, а герои ее, какое-то время пожив рядом, возвращаются обратно на свои странички, рассыпаются в слова, фразы, буковки, умирают... Не потому ли библиотеки по тишине своей и торжественности так похожи на мавзолеи с пантеоном мертвецов?
Простить ближнего — благое дело. Думается, что Господь простил нас за все грехи и проступки еще в тот момент, когда мы только появились на свет. А потом лишь наказывает, когда мягко, когда сурово. Иногда только для того, чтоб мы не совершили чего-то большего, о чем станем сожалеть и раскаиваться. Но самое трудное для смертного человека — научиться прощать, поскольку простить ближнего — это осудить себя.
Вера, надежда, любовь …Можно верить, надеяться, но не любить. Зато когда любишь, то ни на что не надеешься, ни во что не веришь. Любовь поглощает тебя целиком и полностью, не оставляя ничего, и ты лишь спешишь, спотыкаясь и падая, за призрачно мерцающим огоньком, смутно понимая, что вряд ли когда до него доберешься.
Мыслишь, следовательно существуешь… А когда не мыслишь, то всего лишь существуешь и не догадываешься, что совсем не надо существовать, когда мыслишь...
...Бывает, играешь с ребенком в лесу, в парке и, встав за дерево, спрятавшись, наблюдаешь за его испугом, безуспешными попытками найти тебя — большого, всезнающего Человека. И когда ребенок вволю набегается, накричится, наплачется, то выйдешь из-за дерева, приласкаешь, утешишь, возьмешь на руки и понесешь домой. Не так ли Господь наблюдает за нами из не видимой нам дали, чуть усмехаясь и пряча улыбку в густую бороду, а при появлении первых наших слез спешит на помощь? Но может слишком много нас заблудших, заблудившихся, что Он не всем и не всегда успевает помочь?
