Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Петербуржские фэнтези А. Столярова — совершенно невероятная, неожиданная сторона магического облика Санкт — Петербурга. Вневременье Ойкумены, населенной вечными насекомыми, художники, рисующие миры, и лабиринты старых улиц, начиненные монстрами и героями, холодной красотой и страстью вечной войны.
отрывок из произведения:
...Темна дырчатая прохлада под тополями и зелена вода в каналах Санкт-Петербурга.
Жизнь легко обращается в камень.
Выглядит это так...
Двор, кончался забором, обтянутым поверх досок колючей проволокой, кое-где она обвисала и зубцы островерхого края в таких местах были обломаны, а за забором начинались владения Серого Кеши: [Q1]длинные штабеля чего-то железного с проходами между ними, пятна мазута на земле, таблички с надписями: «Стой! Запретная зона!». Метров через сто штабеля раздавались, образуя угольную поляну, и обнаруживалась каптерка, до половины вросшая в землю: обитая войлоком дверь, козырек, два бельмастых окна под съехавшей крышей. Ночью они всегда тускло светились, и, по рассказам мальчишек, видна была в подслеповатом нутре тень самого Кеши.
Иннокентий готовился выйти на промысел.
Днем же он отсыпался, и перелезть через ближнюю часть забора было вполне безопасно.
И вот когда, спрыгнув, точнее, неуклюже перевалившись, на другую сторону, постояв — прислушиваясь и приглядываясь — чувствуя, как звенит в ушах набухшая тишина, они робко, как исследователи незнакомой страны, двинулись к ближайшему штабелю, внутрь территории — впереди оглядывающийся Витька, который это все и затеял, дальше — Лерка с косичками, как у мартышки, торчащими двумя жесткими проволоками, еще дальше — щерящаяся по-собачьи Алечка и, наконец, сама Вика, у которой от страха гулко стукало сердце. А позади — Рюша с Серегой-лохматым, вызвавшиеся мужественно защищать отряд с тыла. И вот когда они подошли к проходу, который, как уверял Серега, заканчивался каптеркой, и когда уже в нос им ударил запах того железного, что в штабелях — мертвый, керосиновый запах, предупреждающий об опасности, — Рюша вдруг даже не крикнул, а пискнул задавленным хомячком: Атас!.. — и сразу же сбоку потрясающе, как будто недорезанные, завопили: А что это вы здесь делаете?!. — кто-то в раздутых жабрах одежды бежал им наперерез, бухая сапогами и протягивая страшные руки, чтобы поймать.
Вика, как подкинутая, вновь оказалась на вершине забора.
И вот в тот момент, когда освобождение казалось уже совсем близким вот он, двор, и вот — мешковато съехавший по другую сторону, озирающийся на бегу Витька, сейчас, сейчас! — железные неумолимые пальцы схватили ее за лодыжку.
Вика чуть не сверзилась от испуга.
К счастью, это был не Серый Кеша, выковыривающий из-под мягкого черепа кашу мозга. Время было еще не то, и Кеша, вероятно, еще подремывал в своей развалюхе. Это была ужасная тетка в ватнике — с багровой, будто обваренной кипятком, бурной рожей и со смоляными патлами, торчащими на голове в разные стороны.
— Слезай!..
— Не слезу!.. — тоже по-звериному завопила Вика.
— А вот отведу в милицию, тогда узнаешь!..
Пальцы уже стаскивали ее с забора. Однако ужасное слово «милиция» растормошило Вику. В милицию ее еще никогда не водили. Темная жутковатая сила вдруг поднялась изнутри. Мускулы лица натянулись, точно при судороге, и тугими пружинами перекрутили рот, нос, брови, упругую резину щек.
Сердце, как воробей, запрыгало с одного ребра на другое.
— Хр-р-р... — диковато сказала Вика.
Железные пальцы разжались. Тетка в некотором замешательстве отступила и, держа на весу по-прежнему растопыренную ладонь, растерянно произнесла:
— Кикимора...
Вика вязанкой дров перевалилась через спасительную ограду. Опомнилась она лишь тогда, когда уже в соседнем дворе, соединенным с первым проседающей низкой аркой, Витька, тоже — бледный, трясущийся, но делающий вид, что ничего страшного не произошло — дернул ее за руку и нетерпеливо спросил:
— Ну что, что, что?...
— Это его подруга, Кандыба, — авторитетно заявил Рюша.
— Заткнись, Рюхатый! Ну — что, что?...
— Не знаю... Кикиморой обозвала... — сказала Вика.
И вдруг зрачки у изогнувшегося Витьки съехали к носу, он отпустил ее руку, отступил на шаг и дико захохотал — снова сгибаясь и пришлепывая себя по бедрам:
— Кикимора!.. Ой, не могу!.. Кикимора!..
Тут же прыснула Лерка, до этого нервно приглаживавшая ленточки на своих проволоках, ощерилась Алечка, прикусив мякоть губы желтоватыми выставленными клыками, хрипло, как заржавевший, захехекал Виталик, а задумчивый Рюша, врубившийся позже других, надул щеки и издал долгий мокрый звук:
— Пф-р-р-р!..
Так у них во дворе выражали презрение.
И было это настолько обидно после пережитого и вместе с тем, как Вика тут же почувствовала, настолько верно и справедливо, что знакомый каменный двор расплылся в водянистом тумане, в носу хлюпнуло, глаза предательски защипало, и она крикнула, будто птица, выталкивая слезы голосом:
...Темна дырчатая прохлада под тополями и зелена вода в каналах Санкт-Петербурга.
