Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Встреча и разлука, верность и измена, счастье и страдания.
отрывок из произведения:
...Испуганно кричали чайки. Темное грозовое небо зависло над морем. Тревожные волны, пенясь, бились о пустынный берег, гася жар раскаленного песка, и мириады мельчайших капель летали в воздухе.
Монотонный звук, похожий одновременно на траурное пение невидимой капеллы и на гул далекого самолета, наплывал, набирая то ли обороты, то ли силу голоса, откуда-то из-за далекой синевато-сиреневой горы и заполнял, пропитывал собой и песчаный берег, и ребристую поверхность моря, и сумрачное небо...
Звук плыл и плыл, негромкий, но мощный, властный, густой, как туман, как саван, что покрывает навеки... Он поглотил и рокот моря, и грозовые раскаты...
Олег Кандаков проснулся и, приоткрыв глаза, из-под ресниц настороженно огляделся. Он был не в хлеву и не на побережье, он сидел на скамейке в зале ожидания аэропорта маленького южного городка, еще получужого, но уже полусвоего. Одинокий, никому не нужный, свободный.
Тело окостенело: он заснул, как сидел, в нелепой позе: одна нога вытянута через проход, не пройти, не обойти (и никто не пнул?), другая, как баул, засунута под скамью, и теперь он не мог ее вынуть, и осторожно расслабился в ожидании, когда тело оживет. Неприятные мурашки и боль были первыми сигналами того, что нога возрождается. Что ж, он привык, что возвращение к жизни начинается с боли и... неприятностей.
Ожил и правый локоть и ощутил жесткость вещмешка. Сложней всего оказалось с локтем левой руки, что кривым полукругом улеглась на спинке низкого сиденья и никак не распрямлялась.
Давно он так не прислушивался к своему телу!
На скамье напротив сидел очкарик — вспомнилось подзабытое слово, — штатский парень из тех, что живут, не зная жизни, деловой такой, сидит, ничего не делает, ничем не занят абсолютно, а на физиономии мировая озабоченность.
В беленьких брючках! Да, вот что он сделает в первую очередь: купит белые джинсы, вроде тех, что на этом пижоне, рубашечку в обтяжку. Нет, пожалуй, лучше свободного покроя, как у этого. Ну, неважно, что-нибудь...
Из верхнего кармана рубахи, не столь свободной, сколько мешковатой на этом узкоплечем, темнел плейер; и слышно надрывное завывание на чужом языке. Век бы его не слышать. Эх, парень, тебе бы... Понял бы, что такое родная речь. Со-овсем не то, что учебник для малолеток.
Олег расправил плечи, потянулся — хрустнули суставы, засаднило незажившее плечо, — поморщился и огляделся. Широкий солнечный луч разделял зал на две половины: залитую светом и теневую. Глянул на часы: начало второго, двенадцать минут. Самый солнцепек. И вдруг — о господи! — сразу, размашисто, за огромным стеклом вокзала на серую мостовую обрушился ливень. Олегу захотелось выйти на улицу и потрогать дождь руками. Выходить он не стал — где обсыхать-то? — но к окну подошел. Посеревшая округа — как цветной фильм на черно-белом экране: и домишки магазинчиков, и закусочная, и бар, и рейсовые автобусы — все пожухло. Прохожие вмиг исчезли, а только что сухой асфальт пенился сплошным водным потоком. Кто-то хлопнул входной дверью, и струя прохлады и свежести ворвалась в душное помещение.
«На дворе уденье, а сумрачно, как в заутреню»... — вдруг выплыл из раннего детства голос бабушки. Господи, ну надо же: уденье... на дворе — уденье...
В горле привычно першило, и, тяжело ступая, Олег направился было в буфет, но на полпути развернулся, пошел к справочной.
— Рейс вновь откладывают из-за грозы, — чужим говором, но на родном языке сказала смуглая темноволосая женщина, такая тощая, словно вместе с ним проторчала год в сарае на тухлой воде да анисовых лепешках.
— Гроза? — переспросил Олег, прислушиваясь.
— Да, гроза... но не у нас, у нас просто дождь, на трассе гроза.
Над головой, подвешенный к потолку, работал телевизор. Сколько он не видел его? Олег остановился, посмотрел на говорящую голову, попытался вслушаться в произносимые слова... Нет, чужое. Словно говорит на незнакомом диалекте...
...Испуганно кричали чайки. Темное грозовое небо зависло над морем. Тревожные волны, пенясь, бились о пустынный берег, гася жар раскаленного песка, и мириады мельчайших капель летали в воздухе.
