Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Виктория Илларионовна Угрюмова родилась 4 мая 1967 года в Киеве. Образование — высшее гуманитарное. С 1984 по 1991 годы работала зам. начальника отдела кадров Киевского государственного института культуры. В 1991-1995 годах руководила экологической группой. Автор фэнтезийного цикла о Кахатанне — богине Истины, романов «Мужчины ее мечты», «Двойник для Шута», «Дракон Третьего рейха».
отрывок из произведения:
...Говорят, что у японцев, посетивших Францию, непременно развивается «парижский синдром», ибо только на месте, у подножия Эйфелевой башни, внезапно выясняется, что тот Париж, о котором они читали в романах и который благоговейно запечатлен его апологетами в классических кинолентах, не имеет ничего общего с современной европейской столицей, озабоченной проблемой антиглобализации. Их прицельной суженности глаза тщетно сканируют окружающее пространство в поисках элегантных дам и учтивых кавалеров, отчаянных гасконских дворян и изысканных маркизов — в тех самых, розоватых брабантских кружевах. Трудно поддается осмыслению и внешний вид города, что приводит доверчивых японцев в состояние депрессии, но неплохо кормит их психологов. На реабилитацию одного японца, который наконец посетил город своей мечты, уходит в среднем неделя.
В общем я их понимаю: что пресловутый Эйфелев монстр, которого не обругал разве ленивый? На легендарной площади Этуаль поставили, по-моему, в восьмидесятые, современный торговый центр из стекла, пластика и бетона. А в Киеве, в Музейном переулке, напротив уникального здания музея, построенного Владиславом Городецким, установили странного вида памятник.
Я не собираюсь ни с кем спорить о человеке, которому поставили этот памятник, как не хочу вступать в полемику о художественной ценности последнего. Просто напоминаю — он возник в одноразовом мире, где не приумножают память, но пытаются заменить одну деталь мира другой. И бесцельно и суматошно отвоевывая пядь за пядью территорию у нашего прошлого, — будто потерявшиеся инопланетяне с какой-то своей, совершенно отдельной историей и моралью, внезапно оказавшиеся в центре Киева, — современные деятели и себя обрекают на такое же будущее. Кто-то другой обязательно начнет выживать их не только из пространства и времени, но и из нашей памяти.
Моим детям не нужно будет озадачиваться получением японского гражданства и тащиться на перекладных в Париж: они уже заранее обеспечены качественным «киевским синдромом» — ибо нигде и никогда не найдут города, о котором я непременно стану им рассказывать, да еще и подтверждать сказанное архивными кино-фоно-фотодокументами.
— С нашего балкона открывался прекрасный вид на Мариинский парк, — буду говорить я, разводя аудио и видеоряд, как питерские мосты. — Подсвеченный зеленым светом греко-дорический храм был особенно хорош вечером. Он утопал в кустах сирени, на газонах росли мелкие душистые фиалки, а на милой скамейке под кленами, прямо напротив парадного, всегда сидели Мура и Аркадий.
Есть в мире вещи неизменные: восход, тоска по несбывшемуся, закат, весенняя аллергия, — и эти двое: колоритная парочка престарелых влюбленных. Мура была грандиозной, как гроссе родина-мать; и супруг, похожий на Винни-Пуха с неограниченным доступом к правильному меду, едва доходил ей до мощного бюста, которым, впрочем, весьма гордился.
Они знали всех, кто спешил мимо — в парк, музей, академию, на стадион «Динамо» или домой, и их тоже все знали. Все, кто жил в Музейном переулке, о котором я рассказываю — в прошлом тысячелетии. То есть в те сказочные времена, когда возле Николаевского гастронома вместо пней высились раскидистые каштаны; по тенистой Институтской было приятно ходить в жару; всегда толпились покупатели в нотном магазине на Крещатике; стояла длиннющая очередь посетителей перед Музеем Украинского искусства; а в Мариинском парке росли дивные японские деревья гинкго.
— Ах, — обращалась Мура с пламенной речью ко всем и хорошо, и малознакомым, не взирая на лица, — знали бы вы, какой он был красавец! Высокий, выше меня на голову, стройный... Сходи за молоком, чучело!.. Я влюбилась в него с первого взгляда… Ты еще тут?! Купи молоко и хлеб, я сказала!..