Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Трудно устоять перед искушением властью. Почти невозможно выдержать испытание ею. И драматическая судьба политика Вилли Старка тому горьким примером. Начав свою карьеру с низов, он быстро набрал неслыханную популярность, обличая перед народом глупость и коррумпированность чиновников. Пылая жаждой справедливости и порядка, герой поначалу строго следовал своим идеалам. Однако политика слишком грязное дело, чтоб не запачкаться. Сделка с совестью здесь, маленький компромисс там, принятая взятка тут — и вот уже страстный правдоискатель сам стал тем, с кем так страстно боролся. Где он сошел с пути Истины? Как случилось, что власть из средства стала для Старка целью? Журналист Джек Бурден, некогда помогший герою заслужить доверие избирателей, решает выяснить, что происходит со стариной Вилли, не ведая, что подвергает себя тем самым серьезной опасности...
отрывок из произведения:
...Когда я посетил провонявшую лисами нору мисс Литлпо в Мемфисе и закончил свои изыскания, на исходе был март 1937 года. Работа отняла у меня почти семь месяцев. Но за это время произошло немало других событий. Второкурсник Том Старк стал куотербеком символической сборной Юга и на радостях загнал дорогую желтую спортивную машину в кювет на одном из многочисленных новых шоссе, носящих имя его папы. К счастью, его нашли не какие-нибудь сплетники-горожане, а патрульные дорожной полиции, и полупустая бутылка улик, выброшенная в ночь, утонула в черной воде болота. Рядом с бесчувственным телом Молнии второкурсников лежало другое тело, хоть и не бездыханное, но покалеченное, ибо в дорогой желтой машине с Томом находился более дешевый предмет той же масти, по имени Карее Джонс. Карее закончила прогулку не в болоте, а в операционной. Она не умерла, что было с ее стороны очень любезно, но в дальнейшем вряд ли могла служить украшением такого рода прогулок. Папа ее был менее любезен. Он топал ногами, требовал крови, грозил судом, тюрьмой и публичным скандалом. Однако пыл его остудили довольно быстро. Понятно, это стоило денег. Но в конце концов все уладилось тихо-мирно. М-р Джонс занимался грузовыми перевозками, и кто-то объяснил ему, что грузовики ездят по дорогам штата, а владельцы грузовиков дорожат дружбой некоторых ведомств штата.
Том не был ранен, но три часа пролежал без сознания в больнице, и Хозяин, белый, как накрахмаленная простыня, растрепанный, потный, с остановившимся взглядом, мерил шагами приемную, колотя кулаком о ладонь и дыша так же шумно, как его сын в соседней комнате. Потом появилась Люси Старк — было часа четыре утра, — ошеломленная, с красными, но сухими глазами. Они поссорились. Но уже после того, как им сказали, что Том вне опасности. До сих пор Хозяин, тяжело дыша, расхаживал по приемной, а Люси сидела и смотрела в пустоту. Когда их успокоили, она подошла к Хозяину и сказала:
— Ты должен положить этому конец. — Голос ее был едва слышен.
Он стоял, тупо глядя на нее, потом протянул руку, дотронулся до нее с опаской, словно медведь до улья, и проговорил пересохшими губами:
— Все... все обошлось, Люси. С ним ничего не случилось.
Она покачала головой:
— Нет, случилось.
— Врач... — он неуверенно шагнул к ней, — врач говорит...
— Нет, случилось, — повторила она. — И будет случаться, если ты не прекратишь этого.
Он вдруг налился кровью.
— Если ты опять насчет футбола, если... — Начинался старый спор.
— Не только футбол. И футбол плохо... Возомнил себя героем, ничего больше на свете не существует... И все, что связано с футболом... Он распущенный, эгоист, лодырь...
— Слюнтяем мой сын не будет. Этого ты добиваешься?
— Лучше бы он умер у меня на глазах, чем стал негодяем из-за твоего тщеславия.
— Не будь дурой!
— Ты его погубишь. — Ее голос был тих и ровен.
— Не мешай ему быть мужчиной. Я в детстве не видел никаких радостей. Пусть хоть он поживет в свое удовольствие. Я хочу, чтобы ему жилось весело. Я видел, как люди вокруг веселятся, а сам был лишен этого. Пусть хоть он...
— Ты его погубишь, — произнесла она голосом, тихим и спокойным, как рок.
— Да ты поймешь или нет наконец... — начал он, но тут я выскользнул за дверь и осторожно прикрыл ее за собой.
Несчастный случай с Томом был не единственным событием той зимы.
Анна Стентон добивалась от штата денег для детского дома. Она получила солидную подачку и была ужасно довольна собой. Скоро она должна была получить субсидию еще на два года — крайне необходимую, утверждала она, и, наверно, не без оснований, потому что в 1929 году родники частной благотворительности почти иссякли и лет семь после этого цедили по капле.
В четвертом округе, где еще прочно сидел Макмерфи, было неспокойно. Его человек попал в конгресс в Вашингтоне, до которого, правда, было далеко, но не так, как до луны, и высказывал там свое мнение о Хозяине, поставляя заголовки для газет всей страны; поэтому Хозяин купил время у радиостанции и в нескольких передачах высказал свое мнение о конгрессмене Петите, ознакомив народ с подробностями биографии конгрессмена Петита, чьей корове, как выяснил исследовательский отдел Хозяина, лучше было не мычать. Хозяин не опровергал рассказов Петита, он занялся личностью самого рассказчика. Он знал, что argumentum ad hominem [довод к человеку (лат.), основанный не на объективных данных, а рассчитанный на чувства убеждаемого; например, вместо того чтобы доказать ложность какого-то мнения, подвергают рассмотрению личность того, кто высказал это мнение] ложен. «Может, он и ложный, — говорил Хозяин, — зато полезный. Если ты подобрал подходящий argumentum, всегда можно пугнуть hominem'a так, чтобы он лишний раз сбегал в прачечную...»