Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Михаил Федотов, родился в 1945 году в Ленинграде. По образованию врач-онколог. Около двадцати лет провел в эмиграции (Италия,Канада,Израиль). Автор романа «Соотечественники» и повести «Иерусалимские хроники». С 1998 года живет в Санкт-Петербурге.
отрывок из произведения:
...По склону проскользнула тень, потом вертолет сдунуло в сторону и отнесло в соседнее ущелье. Летчики были крохотными, а себя было очень много, и тело было широким. Они полезли дальше вверх. Деревья стали редкими. Отдельные дубы и сосны с вывернутыми корнями. Далеко на горизонте вершины белели снегом, а здесь — подниматься было очень жарко. И раздражал липкий несвежий пот. У него нарывали глубокие ссадины на руках — из-за этого приходилось постоянно отмахиваться от назойливых мух. Оперировать такими руками нечего было и думать. И уже некого. В последний день они встретили у разворованного мазара две семьи беженцев. Рядом с могильником в пыли купалась лошадь, а афганцы сидели на корточках вокруг мешков и с ненавистью исподлобья смотрели. Мужчины были в грязных тюрбанах, а женщины совершенно дикие. Все в разных, с бору по сосенке, восток с западом, одеждах, и дети поголовно с трахомой. И от этих могильников, от шеста с разноцветными лоскутками, от засаленной одежды, от остервенелых мух, вывернутых век и гноящихся глаз шла тяжесть неуютности и грязи. И воды горячей для работы все время было мало. Левой ноге было неудобно идти: ничего определенного, но иногда нога неловко вставала на камень и начиналась металлическая судорога. И он молча сердился на своих спутников, когда они выбивались из темпа. Итальянская резиновая подошва хорошо держала на камнях, но он уже стер «на нет» вторую пару легких скалолазных ботинок. Было очень жарко — спину заливало потом. На спине было черное пятно величиной с кофейное зерно, а рядом еще четыре угольные точки, которые были приветом смерти. И за эти месяцы они не увеличились, а только притаились, и в этом месте на спине он постоянно чувствовал тревожную немоту. Пару лет назад канадский мальчишка Терри Фокс пытался на единственной ноге пересечь Канаду, убегая от своей саркомы, и его сняли с этого адского марафона с нафаршированными легкими. Вся Канада ждала, затаив дыхание, у телевизоров. Неизвестно чего... От этих точек не убежать. И сейчас Андрей тоже ждал. Все эти месяцы он ждал, что же произойдет с ним самим, а с ним ничего не происходило. И сейчас оставался последний перевал, за которым был Пакистан. Проводник был усатым парнем в американском боевом жилете и овечьей нахлобучке на голове. Ему было двадцать пять, и, когда он злился, у него багровели сосуды на жилистой шее. Проводник был очень ненадежным. В глаза он не смотрел, и за ним приходилось все время следить. Он вел их от Гардеза, где они в последний раз разворачивали импровизированный стол. Они там оперировали пожилого старосту деревни, раненного во время бомбежки. Пока они работали, половина деревни стерегла их с автоматами под дверью. И там им дали этого парня, к которому неприятно было поворачиваться спиной. Он яростно целился по вертолетам своим китайским Калашниковым. И каждый раз, когда эта сволочь стрекотала над ними, Андрей с беспокойством ждал очереди. Не хватало только им в последний день размазать кишки по этому склону с овечьим дерьмом и колючками. Тропинка исчезла. Шла серая сыпучка, но проводник делал в каких-то местах зигзаги. Наверное, там иначе блестели камни. Кожи на ступнях не осталось. Чистой дороги уже набиралось дней пятьдесят. Почетного самоубийства не получилось. Нужно было жить дальше. Андрей несколько месяцев не курил и дышал легко. Один из канадских врачей расстегнул ремни, и Андрей взял у него станковый рюкзак с остатком инструментов. Весной с ними шли носильщики. Они привезли с собой пятьсот килограммов медикаментов, а сейчас остались спальники и вот этот рюкзак. Можно было бросить и их. Канадцы уже больше месяца из-за чего-то между собой не разговаривали. Сейчас они шли по последнему защищенному участку, а потом до перевала шел голый кусок, который лучше было идти ночью, но они собирались проскочить его сразу после очередного облета. Оставаться тут лишнюю ночь не хотелось. И прошлой ночью вода во фляжках замерзла. Они долго сидели и прислушивались к шуму вертолета, и Андрей думал, что до конца жизни будет ненавидеть этот звук. Когда вертолет улетел, они поднялись и неловко побежали. И на бегу Андрей никого не вспомнил, никого из близких. На седловине он оглянулся. Они забрались довольно высоко. За перевалом, внизу, белел пограничный пакистанский городок, а за спиной три большие деревни, в которых сейчас стояли советские гарнизоны. И по пыльному шоссе что-то двигалось. Было плохо видно. Нужно было быстро спускаться: вертолеты могли отбомбиться и над Пакистаном — не очень там стали бы разбираться. Они грузно побежали вниз по серпантину, а потом осторожно спустились до деревьев над отвесными скалами. Падать там было метров триста. Андрей увидел парящих под ними черных грифов и неприязненно выругался.
— Better out than in, my mother used to say, — сказал канадец.
— F..ck it!
Они еще несколько раз слышали вертолет, но над перевалом вертолет не показывался.
...По склону проскользнула тень, потом вертолет сдунуло в сторону и отнесло в соседнее ущелье. Летчики были крохотными, а себя было очень много, и тело было широким. Они полезли дальше вверх. Деревья стали редкими. Отдельные дубы и сосны с вывернутыми корнями. Далеко на горизонте вершины белели снегом, а здесь — подниматься было очень жарко. И раздражал липкий несвежий пот. У него нарывали глубокие ссадины на руках — из-за этого приходилось постоянно отмахиваться от назойливых мух. Оперировать такими руками нечего было и думать. И уже некого. В последний день они встретили у разворованного мазара две семьи беженцев. Рядом с могильником в пыли купалась лошадь, а афганцы сидели на корточках вокруг мешков и с ненавистью исподлобья смотрели. Мужчины были в грязных тюрбанах, а женщины совершенно дикие. Все в разных, с бору по сосенке, восток с западом, одеждах, и дети поголовно с трахомой. И от этих могильников, от шеста с разноцветными лоскутками, от засаленной одежды, от остервенелых мух, вывернутых век и гноящихся глаз шла тяжесть неуютности и грязи. И воды горячей для работы все время было мало. Левой ноге было неудобно идти: ничего определенного, но иногда нога неловко вставала на камень и начиналась металлическая судорога. И он молча сердился на своих спутников, когда они выбивались из темпа. Итальянская резиновая подошва хорошо держала на камнях, но он уже стер «на нет» вторую пару легких скалолазных ботинок. Было очень жарко — спину заливало потом. На спине было черное пятно величиной с кофейное зерно, а рядом еще четыре угольные точки, которые были приветом смерти. И за эти месяцы они не увеличились, а только притаились, и в этом месте на спине он постоянно чувствовал тревожную немоту. Пару лет назад канадский мальчишка Терри Фокс пытался на единственной ноге пересечь Канаду, убегая от своей саркомы, и его сняли с этого адского марафона с нафаршированными легкими. Вся Канада ждала, затаив дыхание, у телевизоров. Неизвестно чего... От этих точек не убежать. И сейчас Андрей тоже ждал. Все эти месяцы он ждал, что же произойдет с ним самим, а с ним ничего не происходило. И сейчас оставался последний перевал, за которым был Пакистан. Проводник был усатым парнем в американском боевом жилете и овечьей нахлобучке на голове. Ему было двадцать пять, и, когда он злился, у него багровели сосуды на жилистой шее. Проводник был очень ненадежным. В глаза он не смотрел, и за ним приходилось все время следить. Он вел их от Гардеза, где они в последний раз разворачивали импровизированный стол. Они там оперировали пожилого старосту деревни, раненного во время бомбежки. Пока они работали, половина деревни стерегла их с автоматами под дверью. И там им дали этого парня, к которому неприятно было поворачиваться спиной. Он яростно целился по вертолетам своим китайским Калашниковым. И каждый раз, когда эта сволочь стрекотала над ними, Андрей с беспокойством ждал очереди. Не хватало только им в последний день размазать кишки по этому склону с овечьим дерьмом и колючками. Тропинка исчезла. Шла серая сыпучка, но проводник делал в каких-то местах зигзаги. Наверное, там иначе блестели камни. Кожи на ступнях не осталось. Чистой дороги уже набиралось дней пятьдесят. Почетного самоубийства не получилось. Нужно было жить дальше. Андрей несколько месяцев не курил и дышал легко. Один из канадских врачей расстегнул ремни, и Андрей взял у него станковый рюкзак с остатком инструментов. Весной с ними шли носильщики. Они привезли с собой пятьсот килограммов медикаментов, а сейчас остались спальники и вот этот рюкзак. Можно было бросить и их. Канадцы уже больше месяца из-за чего-то между собой не разговаривали. Сейчас они шли по последнему защищенному участку, а потом до перевала шел голый кусок, который лучше было идти ночью, но они собирались проскочить его сразу после очередного облета. Оставаться тут лишнюю ночь не хотелось. И прошлой ночью вода во фляжках замерзла. Они долго сидели и прислушивались к шуму вертолета, и Андрей думал, что до конца жизни будет ненавидеть этот звук. Когда вертолет улетел, они поднялись и неловко побежали. И на бегу Андрей никого не вспомнил, никого из близких. На седловине он оглянулся. Они забрались довольно высоко. За перевалом, внизу, белел пограничный пакистанский городок, а за спиной три большие деревни, в которых сейчас стояли советские гарнизоны. И по пыльному шоссе что-то двигалось. Было плохо видно. Нужно было быстро спускаться: вертолеты могли отбомбиться и над Пакистаном — не очень там стали бы разбираться. Они грузно побежали вниз по серпантину, а потом осторожно спустились до деревьев над отвесными скалами. Падать там было метров триста. Андрей увидел парящих под ними черных грифов и неприязненно выругался.
