Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Автор повести — Борис Захарович Фрадкин — родился в 1917 году в г. Челябинске. В 1945 году окончил институт.
Работал в Перми и других районах страны — инженером, конструктором. В 1953 году Б.З.Фрадкин перешел на преподавательскую работу в Пермский машиностроительный техникум, где работает и сейчас.
Первая повесть Б.Фрадкина «Торцовый ключ» была напечатана в пермском альманахе «Прикамье» в 1950 году. В 1951 году вышел сборник его повестей и рассказов под названием «Ответственный представитель».
С 1954 года Б.З.Фрадкин пишет научно-фантастические произведения: повести «История одной записной книжки», «Тайна астероида 117-03» и роман «Дорога к звездам».
отрывок из произведения:
...Вызов поступил в третьем часу ночи. Я растормошил дремавшую у стола медсестру, подхватил сумку и выбежал к машине.
— Тот самый Голубаев? — спросила Ксения Андреевна, когда мы уже мчались на «скорой» по безлюд-ным улицам спящего города.
Я безмолвно ахнул: ведь действительно мы едем не к какому-нибудь Голубаеву, а к Павлу Родионовичу Голубаеву! Ещё раз взглянул на адрес — так и есть, улица Славянова, дом сорок один, квартира шесть. И уж совсем неожиданно вспомнилось: дверь квартиры обита слоем войлока под синим дермантином, и гвозди с ши-рокими блестящими шляпками глубоко утопают в обшивке, образуя косые клетки; и звонок не электрический, а простенький, ручной. Ручку повернёшь — и в передней словно кто-то осторожно встряхивает серебряными колокольцами… Пока «скорая» ныряла из улицы в улицу, я вспоминал недалёкое прошлое, когда я, студент, только ос-ваивал азы медицины.
Лекции по нейрохирургии… На кафедру поднимается Голубаев — высокий, плечистый, в неизменном чёрном костюме. Одна рука его скользит вдоль стены, другою он ищет стол. Старается делать это незаметно, но нам с высоты убегающих вверх рядов отлично видно каждое его движение.
Дойдя до середины стола, Павел Родионович привычно поворачивается к аудитории. Мы знаем: глаза его нас не видят, но каждый раз, обманываясь, ловим их взгляд.
Свою лекцию Голубаев начинает неторопливо, негромко. Он опирается на стол широко расставленными руками, словно раздумывая, собираясь с мыслями.
Потом выпрямляется, вскидывает голову, и его прямые чёрные волосы приподнимаются двумя крылами. Руки уже не знают покоя, они делают удивительно зримым всё, о чём говорит Голубаев. В голосе его — волне-ние.
Теперь Павел Родионович весь устремляется к нам, будто речь идёт не о том, что уже известно науке, а о явлениях, которые внезапно предстали перед ним, и он торопится донести их до нас, пока они не исчезли.
В аудитории мёртвая тишина. Сто сорок человек, а кажется — ни души. Тишина необычная, наэлектри-зованная. Мы забываем конспектировать, мы только слушаем. Даже самая непоседливая на курсе Ларка Дуды-рева застывает изваянием, широко раскрыв круглые глаза с угольно накрашенными ресницами.
Голубаев рассказывает о сложнейших взаимодействиях нервных волокон, о механизме распространения нервных импульсов, о работе центров головного мозга. Он густо пересыпает свою речь латинскими терминами. В других устах те же фразы звучали бы сухо и неинтересно. А тут… Поступая в медицинский институт, я застал Голубаева уже вот таким, почти ослепшим. Приехал я изда-лека и прошлое Павла Родионовича узнал уже стороной, понаслышке.
Он окончил когда-то наш институт и специализировался как нейрохирург. Очень скоро его смелые, удачные операции стали известны далеко за пределами области. Голубаев защитил диссертацию, получил зва-ние кандидата медицинских наук. И быть бы ему доктором, крупным учёным, но свалилось на него несчастье — глаукома. Болезнь в нашем понятии чепуховая, люди с ней живут до глубокой старости, не теряя зрения полностью. А у Павла Родионовича слепота прогрессировала катастрофически — случай, из ряда вон выходя-щий. Природа словно издевалась над нейрохирургом: других исцеляешь — попробуй исцели себя.
Он бросил ей вызов — прибег к хирургическому вмешательству. Операция оказалась неудачной, и зре-ние резко ухудшилось.
Слепнущий хирург — что может быть трагичнее?
Круг его деятельности неумолимо сужался. Прежде всего пришлось отказаться от операций и довольст-воваться консультациями. Рассказывали, что он мог часами просиживать в операционной, чутко прислушиваясь к звуку брошенного в таз инструмента, к скупым фразам, которыми обменивались хирурги и сёстры...
...Вызов поступил в третьем часу ночи. Я растормошил дремавшую у стола медсестру, подхватил сумку и выбежал к машине.
