Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Кирилл Игоревич Якимец — журналист, политтехнолог. Родился в 1964 году. Окончил Московский энергетический институт и философский факультет Московского университета. Редактор отдела политики интернет-издания «Русский Журнал».
отрывок из произведения:
...На любых размышлениях о марксизме, тем более — о его социальных последствиях, все еще лежит печать вульгарности, моветона. Во всяком случае, если иметь в виду академические размышления, требующие определенной беспристрастности. Начнем с самого вульгарного: с обвинений. Марксизм обвиняют в «грубом материализме» и одновременно — в «эсхатологизме» и «утопичности». С «грубым материализмом» и «утопичностью» мы разберемся по ходу дела, что же касается эсхатологизма, то он вообще был свойствен европейскому сознанию прошлого века, причем носил «радостный» и чисто теоретический характер. «Ненависть к жизни» тогда еще не переросла в иррациональный восторг, в апологию абсурда, которую породил страшный XX век. В XIX веке еще не было страшно, но уже было тоскливо. Линейное время продолжало течь вперед, к Новому — люди еще не стояли, упершись носом в Небытие, они к этому Небытию радостно стремились. Жизнь утомила людей, но еще не обессилила, и смерть, пока не схватившая за горло, а лишь приславшая визитную карточку, представлялась сказочной феей, распорядительницей грядущего праздника — Конца Света, к которому надо энергично готовиться, который следует приближать. Шпенглер, несколько «опоздавший на праздник», предлагает заниматься не искусством и философией, а посвящать таланты экономике и политике, чтобы круг истории, вошедший в неприятную фазу «цивилизации», скорее докрутить до конца этой фазы. А Маркс, творивший в самый разгар «праздника», предложил всем встать на сторону пролетариата — гробовщика старого мира.
Ненависть к жизни определила круг интересов Маркса: действительно, зачем изучать положение вещей в мире тому, кто этим миром доволен? Карта местности нужна, когда хочешь из этой местности выбраться, покинуть натоптанные круговые тропы — и для этого найти тайную, прямую тропу.
Итак, вопрос был задан — и ответ получен. Ответ можно считать озарением, правда, не в смысле « культа смерти». Маркс узрел вовсе не Пустоту, а как раз наоборот — мир, в его телесности, в его динамике, в его катастрофичности. Он увидел две части этого мира, граница между которыми лежит в каждой точке мира. И граница растет, становится все шире и плотнее, причем, что главное, границы там и вовсе не должно быть... Стоп. Видение закончилось, и дальнейшая жизнь дана для того, чтобы осмыслить увиденное, осмыслить осмысленное, осмыслить осмысление осмысленного и т.д. К сожалению, осмысление так и не вышло — и не вывело Маркса — за рамки Европы XIX века, то есть за рамки эсхатологического оптимизма, совмещенного с «культом смерти»...
...На любых размышлениях о марксизме, тем более — о его социальных последствиях, все еще лежит печать вульгарности, моветона. Во всяком случае, если иметь в виду академические размышления, требующие определенной беспристрастности. Начнем с самого вульгарного: с обвинений. Марксизм обвиняют в «грубом материализме» и одновременно — в «эсхатологизме» и «утопичности». С «грубым материализмом» и «утопичностью» мы разберемся по ходу дела, что же касается эсхатологизма, то он вообще был свойствен европейскому сознанию прошлого века, причем носил «радостный» и чисто теоретический характер. «Ненависть к жизни» тогда еще не переросла в иррациональный восторг, в апологию абсурда, которую породил страшный XX век. В XIX веке еще не было страшно, но уже было тоскливо. Линейное время продолжало течь вперед, к Новому — люди еще не стояли, упершись носом в Небытие, они к этому Небытию радостно стремились. Жизнь утомила людей, но еще не обессилила, и смерть, пока не схватившая за горло, а лишь приславшая визитную карточку, представлялась сказочной феей, распорядительницей грядущего праздника — Конца Света, к которому надо энергично готовиться, который следует приближать. Шпенглер, несколько «опоздавший на праздник», предлагает заниматься не искусством и философией, а посвящать таланты экономике и политике, чтобы круг истории, вошедший в неприятную фазу «цивилизации», скорее докрутить до конца этой фазы. А Маркс, творивший в самый разгар «праздника», предложил всем встать на сторону пролетариата — гробовщика старого мира.
