Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Андреев, Алексей Валерьевич (L e x a) (род. 7 мая 1971, Новгород) — поэт, прозаик, деятель Интернета.
C 1988 по 1993 студент математико-механического факультета Ленинградского университета. В 1994-1996 гг. — аспирант университета Западной Вирджинии (США); с этого времени участник различных литературных проектов в Интернете. С 1996 живёт в Москве и Санкт-Петербурге.
Как литератор Андреев прежде всего известен своей деятельностью в области русского хайку. Андреев стал первым русским автором хайку, получившим мировое признание: вторые места в крупнейших всемирных конкурсах «Shiki haiku contest» (1995) и «Mainichi haiku contest» (1997). Книга его хайку вышла в 1996 в США (в переводах автора) и в 2002 в Японии. Андрееву принадлежит несколько популярных статей о хайку, опубликованных в журналах «Арион», «Новое литературное обозрение» и др., а также переводы современных хайку с английского (в том числе тексты Аллена Гинзберга, Джека Керуака, Джорджа Суида) и французского языков. Андреев опубликовал также две книги стихов (на русском и английском языках).
Под псевдонимом Мерси Шелли Андреев написал научно-фантастические романы в стиле русский киберпанк, «Паутина» и «2048»,[1] иронически описывающие дальнейшее развитие современного общества.
отрывок из произведения:
...Она должна была уехать вечером; это уже было решено, мы все обсудили и просто сидели теперь у Андрюхи после репетиции, пили пиво и пели последнюю песню, мишкиных «Ангелов», когда началась гроза. Гроза была жуткой, шум воды глушил гитары, окно пришлось прикрыть, поскольку капли долетали аж до середины сразу потемневшей комнаты. И когда все-таки пришли на платформу, оказалось, что электричек не будет до утра — молния долбанула где-то около Нового в линию электропередачи. Я злорадно вышагивал вокруг Ленки: выходило, что она остается.
— Я возьму тачку, — заявила она.
— Где, в такое время? Ну разве что штук за 60...
— Могу пешком пойти, прямо по шпалам. Ты ведь знаешь, я могу.
— Молнии будут бить по шпалам прямо перед твоим носом. Тебе мало грозы, которую мы с Мишкой и Андрюхой устроили своим пением?
— Все равно пойду.
— Ну иди.
Тут она и расплакалась — в первый раз со дня моего приезда. Не надо было мне злорадствовать. Пять минут назад, когда мы подходили к платформе и Андрюха перенес ее через большую лужу, она остановилась и неожиданно сильно-сильно поцеловала меня. Так, как делала это раньше, спокойно и при всех. Казалось, это не я, а она была человеком, который вернулся домой. Всю эту неделю она была другая, и я даже не думал, что она теперь еще может так вот разреветься. Или так хохотать, как хохотала сегодня на репетиции. За время моего отсутствия она, хоть и не изменилась внешне, внутренне стала немножко другой — более опытной, что ли. Пожившей. «Моя бывшая подруга совсем повзрослела...» А теперь вот — нате вам; прямо как вырвало. «Да не реви ты! — успокаивал Мишка, — Это ж гроза. Стихия, бля! И в некотором смысле — знак. Я вот к родной жене доехать не могу!» Да... Все-таки мой приезд раздвоил ее. Даже растроил: там у нее еще какой-то Серж «для психотерапии». Растроил и расстроил — еще одна маленькая «с». Но в конце концов Мишкины рассказы, пиво и курица, приготовленная по возвращении в общагу, успокоили ее. Она звякнула маме и дала « инструкции-на-случай-если». Мишка тоже позвонил домой и ушел спать в соседнюю комнату, Андрюха отправился в гости — а мы остались в Андрюхиной «двойке». Она в эту ночь больше не вспоминала тех, кто может позвонить и не застать ее дома. Вода еще тихонько капала на пол с подоконника, а соседи сверху, похоже, что-то пировали. Она была просто чудо, и я до сих пор отчетливо помню ее худую спину и ложбинки на ягодицах...
Однако сейчас я вспоминаю и о другом: даже той ночью едва заметное чувство снисхождения, чувство под названием «По-Старой-Памяти» проскальзывало в ее отношении ко мне. Это по-настоящему развернулось на следующий день, когда по дороге в город она наговорила мне гадостей, уже чувствуя себя виноватой перед своим «Сашенькой». «Если хочешь знать, я от него в 25 раз больше удовольствия получаю, чем от тебя!». Наверное, это говорилось, чтобы разозлить, ударить, но прозвучало как-то оборонительно, вроде детского «сам дурак». Меня скорее удивило число 25 — оно-то с какого потолка? Номер проехавшего мимо трамвая? Критический возраст? Рифма к «опять»? Но видимо, именно тогда, с выкриком этого магического числа, прошло ее первое впечатление от встречи и началась борьба за то « тихое счастье», в которое я вломился своим приездом — как сошедший с рельсов поезд в каком-то кино вламывается в здание провинциального вокзала. Теперь, с утра, набежали трезвые мысли, эдакие работяги в оранжевых куртках, бросились чинить провалившуюся крышу бедного вокзала и ставить меня на место, на запасной путь, на роль интересного, но случайного любовника, который скоро уедет.
Когда мы шли от метро к ее дому мимо лотков с цветами, я прочитал ей «Подожди меня чуть-чуть». «Интересно, — сказала она, помолчав. — Ты вроде бы бросаешь человека в этом стихе. С другой стороны, ты даешь ему свободу выбора — ждать или не ждать. Это сложнее, чем просто «жди меня, и я вернусь». И иногда с такой свободой очень тяжело...» Розу, которую я подарил ей в первый день, она оставила у меня. Вернувшись домой, я вынул красавицу из таза с водой и поставил в бутылку из-под «Каберне». Роза простояла еще дня четыре, потом засохла, и я повесил ее на люстру. Я всегда недолюбливал эту квартиру. Пока был в Штатах, ее еще и обчистили. Шкаф стоял пустой, без книг, и теперь это место действовало на меня совершенно удручающе. Кроме тех случаев, когда здесь Ленка. Когда она сидит в этом старом кресле, или в четыре утра стоит и курит на балконе, закутавшись в простыню...
...Она должна была уехать вечером; это уже было решено, мы все обсудили и просто сидели теперь у Андрюхи после репетиции, пили пиво и пели последнюю песню, мишкиных «Ангелов», когда началась гроза. Гроза была жуткой, шум воды глушил гитары, окно пришлось прикрыть, поскольку капли долетали аж до середины сразу потемневшей комнаты. И когда все-таки пришли на платформу, оказалось, что электричек не будет до утра — молния долбанула где-то около Нового в линию электропередачи. Я злорадно вышагивал вокруг Ленки: выходило, что она остается.
