Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Воронов, Николай Павлович (р. 20 ноября 1926, г. Троицк, Челябинская обл.) — русский писатель-фантаст. Родился в семье рабочего. Окончил Литературный ин-т им М. Горького в 1952. Член КПСС с 1950. Член СП СССР с 1956. Награжден медалью. Жил в Москве.
Первые публикации — 1954.
Первая книга — сборник рассказов «Весенней порой» (1956).
Первая НФ публикация — очерк «Несущие вечный огонь» (1962).
Самое заметное произведение Воронова — роман «Юность в Железнодольске» (1968), опубликованном в «Новом мире».
Лауреат премии Кемеровского металлургического комбината «Северянка» (1984).
Романы «Похитители Солнца» (1988) и «Сам» (1988) представляют собой сатирическое отображение истории и нравов советского общества, ставшее возможным в период перестройки.
отрывок из произведения:
...Что может быть отрадней, когда после разлуки, пусть и недолгой, собралась вместе семья? Обычной порой все врозь, то ли при своём деле, то ли в укромном уголке, наедине с собственной душой, нежнеющей от сокровенности, волнующейся думами, находящей пристанище для счастья в прошлом, которое казалось раньше мерклым, одолеваемой недолями.
Теперь из семьи никто словно и не подозревал, что, вероятно, уединение: какая-то примагниченность существовала между нами. Если кто-нибудь вставал и шёл в соседние комнаты, то остальные тянулись вослед. А больше сидели за столиком: ласково-чёрная плоскость, среди чашек, блюдец, сахарница тут, сливочник, мерцают золотые листья, круглятся ягоды рябины.
Переехать-то мы переехали, да покамест лишь слегка устроились: протянули книжные полки-самоделки в размах коридора, обставили кухню, однако там нам не сиделось — угарна приторность свежего пластика тумбочек и шкафов, до дурноты она куражила обоняние, поэтому чаёвничали мы в комнате кругозором на окраину столицы, откуда открывались овраги, полуоблизавшие холм, притропарёвские деревни, ещё целые, полевые, огородные, с яблоневыми садами возле домов, обласкивавших взгляд железокованными, в узорах зонтами печных труб, мезонинами, где витражны двери, симпатичны крохотули балкончики, где кружевной наряд у окон, карнизов, крылечек.
Перед мгновением голубиного промелька Татьяна, я, наша дочь Ирина, уже студентка, опять чаёвничали за расписным столиком, а ещё мальчуган Тоша, мило называвший себя Антуан де Сент Воронов, подскакивал, сидя на кровати, руки-ноги нарастопыр. Младенцем, бесчувственным к боли, Тоша заболел, его спасали уколами, и хотя он пошёл вовремя, страдал от неустойчивости. Сквознячок мог позабавиться, как пушинкой одуванчика, его длинненькой фигуркой, с лёгкостью, отрываемой от земли, будто в невесомости. Невинная подножка подсекала Тощу. Наперегонки бежать с однокашниками и не пытайся: они мчатся ипподромными рысаками, он трюхает, точно замурзанный конишка в замедленной съёмке. Для моего дяди Поликарпа Анисимовича, машиниста паровоза, ноги были то шатунами, то кривошипами, то есть частями механизма, приводящего в движение колёса, поэтому он наставлял меня: «Укрепляй пацану кривошипы, тренируй шатуны». И я мастерил самокаты, покупал велосипеды, коньки, заставлял сынулю из состояния присядки прыгать вверх. Однажды он так распрыгался, что долбанул потолок головой. С того дня разрешал ему в квартире только сидячие подскоки. В подскоках Тоша преуспел, я сторожил его забаву, чтобы вдругорядь он не торпедировал потолок.
Все мы видели мелькнувшего за окном голубя. Своим метеоритным снижением, сверху и наискосок к дому, он заставил нас испугаться: врежется в стену. Но удара мы не услышали. Тоша метнулся на кухню. Возвращаясь, он бесшумно скользил по комнате чаепития, прямо-таки подкрадывается к кому-то, кто находится за нами. Мы до стона нахохотались, едва он, выкруглив губы, с выкругленными глазами и лицом, промолвил:
— Голубь на подоконнике.
Не надо было догадываться: голубь на кухонном подоконнике, откуда даже малиновка не услыхала бы нас, — однако стало ясно, что малыш не чудачил, хотя и водилась за ним склонность к проказливости ради потехи, а вёл он себя непроизвольно, до потрясения боясь ненароком спугнуть белого летуна...
...Что может быть отрадней, когда после разлуки, пусть и недолгой, собралась вместе семья? Обычной порой все врозь, то ли при своём деле, то ли в укромном уголке, наедине с собственной душой, нежнеющей от сокровенности, волнующейся думами, находящей пристанище для счастья в прошлом, которое казалось раньше мерклым, одолеваемой недолями.
