Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Повести и рассказы Валерия Дмитриевича Губина, доктора философских наук, профессора РГГУ, автора большого количества монографий и учебников, а также двух книг художественной прозы, объединены общей идеей – показать необычность и странность окружающего нас повседневного мира и житейских отношений, если смотреть на них не с позиции обыденного сознания, которое всегда строит прозаический образ мира, а через фантазию, через любовь, через память детства. Тогда мир явится непостижимой тайной, возбуждающей радость, восхищение, изумление или ужас. Герои книги обладают подобным видением, которое возникает в силу их стремления к свободе и самобытности.
отрывок из произведения:
...Она была такая некрасивая, что некоторые мужчины невольно вздрагивали, вглядываясь в ее лицо. Толстый, весь в бугорках, нос, маленькие, почти без ресниц, глаза, пористая кожа, да к тому же странное фиолетовое пятно на левой щеке. Еще в школе из-за фамилии Морковина ее для краткости прозвали Репой, и это прозвище переползало за ней из класса в класс, а потом каким-то чудом и в институт, хотя никто из одноклассников с ней вместе дальше не учился. После института она работала в поликлинике, училась в ординатуре, даже пробовала писать диссертацию, но бросила — не хватило душевных сил, мучило одиночество. Она давно уже примирилась со своей внешностью, с тем, что ей никогда не найти ни мужа, ни хотя бы временного спутника жизни, в силу ее тяжелого характера подруг она тоже не имела, и к тридцати пяти годам ее все чаще начала посещать мысль о том, что не худо было бы однажды прекратить самой это невыносимо тягостное, бессмысленное существование.
С этой же жуткой мыслью о самоубийстве она сидела однажды в скверике у театра, когда вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит с соседней скамейки. Подняв глаза, увидела красивого пожилого мужчину, почти совсем седого, в коричневом замшевом пиджаке, который внимательно и даже серьезно смотрел на нее. Она досадливо отвернулась: «Верно, думает: «Ну и морда!» — и тут же услышала голос:
— Разрешите присесть рядом с вами?
Подняв голову, она увидела, что он уже стоит рядом — высокий, худощавый — и смотрит так приветливо, что у нее захолонуло сердце.
— Я осмелился подойти, потому что увидел ваше необычайно озабоченное лицо. Наверное, такие тревожные мысли посетили вас, что вы оказались как будто в тени туч, хотя вокруг солнце. Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
— Чем же вы можете помочь, — вздохнула она.
— Чем угодно. Давайте вместе бороться с вашим настроением. Сейчас пойдем, например, в ресторан, выпьем, потанцуем, а потом будем песни петь, на весь зал, когда вокруг все напьются.
Она посмотрела на него: не издевается ли? Но у него было внимательное и участливое лицо, и говорил он серьезно, хоть и улыбался. В ресторане она не была с выпускного институтского вечера — не одной же туда идти, да и не было особого желания.
По дороге он бережно держал ее под руку, и ей казалось, что с миром что-то случилось — изменился свет солнца и цвет домов, от волнения было трудно дышать, и она почти ничего не говорила. «А, хоть десять минут так прожить, а потом пропади все пропадом».
Она тем не менее замечала, что почти все встречные женщины смотрят внимательно на ее спутника, а некоторые даже оглядываются вслед. То же самое продолжалось и в ресторане, где они пили, танцевали, а потом он и в самом деле начал петь, довольно громко, когда уже ушел оркестр и погасили большой свет, изображая вдребезги пьяного человека, а она от души хохотала. Потом он проводил ее домой, сам напросился на чашку чая, сам попросил оставить его ночевать, и она, конечно, согласилась. Проснувшись в пять утра, она долго смотрела на него, и ей было страшно от внезапности свалившегося на нее неожиданного жуткого счастья. Он спал спокойно, как спят дети, и его дыхания было почти не слышно. Часы пробили уже девять, но она по-прежнему лежала, боясь шелохнуться, понимая, что он проснется, встанет и уйдет навсегда...
...Она была такая некрасивая, что некоторые мужчины невольно вздрагивали, вглядываясь в ее лицо. Толстый, весь в бугорках, нос, маленькие, почти без ресниц, глаза, пористая кожа, да к тому же странное фиолетовое пятно на левой щеке. Еще в школе из-за фамилии Морковина ее для краткости прозвали Репой, и это прозвище переползало за ней из класса в класс, а потом каким-то чудом и в институт, хотя никто из одноклассников с ней вместе дальше не учился. После института она работала в поликлинике, училась в ординатуре, даже пробовала писать диссертацию, но бросила — не хватило душевных сил, мучило одиночество. Она давно уже примирилась со своей внешностью, с тем, что ей никогда не найти ни мужа, ни хотя бы временного спутника жизни, в силу ее тяжелого характера подруг она тоже не имела, и к тридцати пяти годам ее все чаще начала посещать мысль о том, что не худо было бы однажды прекратить самой это невыносимо тягостное, бессмысленное существование.
