Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Главная тема остросюжетных и драматических произведений Бориса Житкова — изображение человека в необычной обстановке, в минуту опасности.
отрывок из произведения:
— ...Я ничего не хочу вам говорить. Важно впечатление свежего человека, сказал мне мой приятель-доктор.
А мы шли по ковру, по длинному коридору мимо белых дверей с номерами. Часовой молча проглядел серьезными глазами мой пропуск, кивнул головой в фуражке и пошел за нами, редко шагая.
— Вы нисколько не трусите? — и доктор плотней прижал локтем мою руку. — У него шок. Психический шок. Но мы ничего не можем добиться. Он молчит. Может, вам удастся...
Доктор переходил уже на шепот. Я понял, что теперь близко. Очень уж угрожающе, показалось мне, горели лампочки под деревянным потолком. Я хотел присесть на деревянный диван в простенке, выкурить папиросу. Но мне было стыдно служителя, который сбоку ковра деловыми шагами опередил нас. Он быстро вставил ключ и распахнул дверь, когда я поравнялся. Доктор отстал на шаг. Я вошел.
В конце палаты, спиной ко мне сидел человечек, подперши руками голову. Он не оглянулся, когда я вошел. Я ожидал увидеть в больничном халате мощную фигуру, человека, готового к рукопашному наступлению. Он был в пиджачке и с тонкой шеей. Из коротких рукавов палками торчали тощие руки, подпиравшие голову с жидкими липкими волосами. Я перевел дух. Я кашлянул. Он не двигался. «Спит», — подумал я. Но в эту же секунду человек стал медленно поворачиваться ко мне. Он щурился от света, идущего с потолка. Серое простое угреватое лицо с дряблыми губами. Лицо трактирного подавалы прежних времен. Он уставился на меня, разглядывая. Нога на ногу.
— Позвольте представиться, — громче, чем думал, сказал я и назвал свою фамилию.
Он ничего не ответил и медленно стал улыбаться. Я не отрываясь глядел на эти губы, пока образовывалась улыбка. Улыбка образовалась, застыла. Я опешил. Я никогда этого не видел: это была жалкая улыбка совершенно раздавленного, уничтоженного человека и в то же время отвратительно наглая. Даже не то! Исполненная совершеннейшего, бездонного цинизма, существование которого даже трудно предположить на земле. Мне хотелось зажмуриться, чтоб не видеть этого. Но что-то сковало мои веки, и я смотрел во все глаза. Вероятно, так глядят прохожие на паденье человека с высотного дома, не в силах отвести ужаснувшихся глаз. Так прошло с полминуты. Он молча стал подниматься, все так же улыбаясь, и двинулся ко мне. Я посторонился, не дыша. Он прошел мимо. Он сел на койку, что стояла у дверей, опер локти в колени. Теперь он глядел в пол и его дряблые веки хмуро обвисли. Он показал жестом на стул, с которого только что встал. Я предпочел сделать вид, что не заметил его приглашенья. Что за маневр занять выход!
Я стал ходить по палате. Не для него, а для себя уж самого, я должен был начать говорить. Что-нибудь, но сейчас же.
— Я литератор, — почти крикнул я. — Писатель. Понимаете? — Я на миг остановился, глядя поверх его головы. Я хотел его подкупить, я стал говорить в духе этого цинизма, что так пронзил меня в его улыбке.
— Я хочу заработать. Заработать деньжонок. Понимаете? — Я потер пальцами тем вульгарным жестом, которым обозначают монеты.
— Ну-с, а вот писать мне нечего... И выпить не на что. Рюмашку! — Я развязно запрокинул голову и щелкнул себя по воротнику.
— Алле гоп! — и я прищелкнул пальцами.
Он неподвижно глядел в пол.
— А вам разве не хотелось бы того? А? По единой, черт возьми! — Я уж не знал, что я говорил, но оставалось хлопнуть его по плечу. Я не знал, что из этого выйдет, но я с отчаянием, поверх страха, неловко шагнул к нему и хлопнул по плечу с размаху. Он вздернул плечом и прищурился на меня, но я успел уже повернуться спиной.
— И понимаете, мне хотелось бы, чтобы вы рассказали мне что-нибудь. Про ваши дела легенды ходят. Ну, наврите, еще лучше. Нагородите чего-нибудь,-я ходил мимо него, вышагивая и глядя себе под ноги. — Наврите, родной, ахинеи какой-нибудь. Честное слово, никто ж этого не станет считать за показание — так и начните: чистейшее, мол, сочинение или непринужденная выдумка в часы досуга... Начните хоть так: все это враки, что люди... а что, мол, по-настоящему... и я, мол, врал так, и вы тоже врете, и вообще... И врите, врите сплеча, — кричал я.
И тут я махнул, чтоб показать лихо, как это врать сплеча, и сильно ударился рукой о край стола. Я невольно сунул в рот ушибленные пальцы.
Он усмехнулся весело.
— Что, — здорово треснулись? — это первое, что я от него услышал. — В кровь?
Я искренне пожалел, что на этот раз не в кровь.
— А вы валяйте в кровь! Врите в кровь, честное слово.
— А мне врать не надо, — сказал он.
— Да я-то все равно разберу, где что, — и я фамильярно прищурился. И тотчас испугался, не напортил ли дела.
— Я рассказывать ничего не буду, — угрюмо сказал он. И снова уставился на пол. — Есть закурить?
Я быстро подал портсигар и спички.
Все сорвалось. Я молчал, пока он закуривал. Я не знал теперь, что говорить. И я стал дуть на пальцы, хотя они уже не болели...
— ...Я ничего не хочу вам говорить. Важно впечатление свежего человека, сказал мне мой приятель-доктор.
