Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Дмитрий Мамин-Сибиряк в основном известен как автор популярного романа, получившего прекрасную экранную жизнь, — «Приваловские миллионы».
Однако из-под его пера вышли не менее живописные рассказы и новеллы. Их населяют самобытные народные типы, первые уральские заводчики, которых, по выражению писателя, отличали «ум, железная воля, самодовольство, жестокость, дикое великодушие».
отрывок из произведения:
...Мой приятель Василий Васильич и «наши». — Вода тронулась. — Торфяники. Окунька едет в Париж на выставку. — Читали ли вы сочинение господина Ипполита Тэна? — Нарядчик Захар Иваныч. — Старый завод.
— Поедемте в Мурзинку, — говорил мне Василий Васильич, мой хороший знакомый из мелких золотопромышленников. — Время теперь самое бойкое: пахота кое-где уж кончилась, а до страды далеко, — вот мужичонки и промышляют по части камней. Право, отлично съездим.
— Что ж, поедемте, — соглашаюсь я. — Только добывание камней производится, главным образом, по зимам, а теперь едва ли что увидим.
— Да, ведь, правильной добычи нет, а «работают камень», когда случится: и зимой, и летом… Право, поедемте. До Невьянска по железной дороге три часа езды, а там вёрст с семьдесят на лошадях. Погода отличная, лихо бы прокатились.
— Едем.
Мурзинка — большое село Верхотурского уезда; оно «с незапамятных времён» пользуется репутацией нашей уральской Голконды, как центр самых типичных уральских самоцветов. Считаю нужным оговориться, что Мурзинок на Урале не одна, как есть много Белых и Тёплых гор, речек Каменок, Карасьих озёр; но настоящая Мурзинка одна. Сложились даже свои эпитеты, как «мурзинский камень», потому что самоцветы попадаются по всему Уралу, хотя не в таком количестве и не такого качества, как в Мурзинке. Большая разница между топазом ильменским (Ильменские горы — отрог южного Урала) и мурзинским, а ещё большая разница между аметистом из Мурзинки или из Богемии. Конечно, такая разница существует только для знатока или, по меньшей мере, для любителя, а не для большинства непосвящённой публики. Я беру именно Мурзинку, как типичный уголок, где добывание самоцветов уже утвердилось прочно и создало «интересного мужика», который «любопытничает по части камешков», с одной стороны, а с другой образовалась кучка торгашей, забравших всю торговлю добытыми самоцветами в свои руки.
Итак, мы отправляемся в Мурзинку. Конец апреля выдался тёплый, и погода стоит «на первый сорт». Наша уральская весна поздняя и очень капризная, поэтому радуешься каждому солнечному дню, как дорогому и редкому гостю. На вокзале в Екатеринбурге стоит страшная суета, потому что, кроме своей обычной публики, увеличивает движение «проезжающий сибиряк», который пользуется открывшеюся навигацией. Но и, кроме того, весна будит свои уральские кровные интересы, которые засыпают с первым снегом и просыпаются с первой водой, — я говорю о мелкой частной золотопромышленности. Мой спутник Василий Васильич принадлежит именно к этой категории и страшно суетится на вокзале, перебегая от одной кучки «проезжающих» к другой: у него на каждом шагу встречаются какие-то таинственные «нужные люди», клиенты и целая тьма просто знакомых и хороших людей. Маленькому человеку иначе и нельзя, особенно кто живёт «своим средствием». Я каждый раз любуюсь Васильем Васильичем, как типичным представителем разбитного уральца, а, главное, тем, что он всегда весел, всегда улыбается и всегда занят по горло. И фигура у него совсем особенная: кряжистый, плотный, с загорелым круглым лицом и бойкими глазами. Ботфорты, шведская куртка и кожан придают ему вид не то купца, не то охотника, — сразу не разберёшь.
— Всё наши едут, — торопливо объясняет он мне, забегая сказать, что место в вагоне занято и вещи снесены. — Кто куда: на север едут, в Кушву, в Невьянск, в Верх-Исетскую дачу… Вода тронулась — вот и хлопочут.
В течение последних пяти минут перед отходом поезда шляпа Василия Васильича мелькает у буфета, на платформе, в багажном отделении, на подъезде, а после второго звонка вырастает передо мной, как из земли...