Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Владимир Наумович Михановский (род. 2 октября 1931) — украинский советский писатель, прозаик, поэт, драматург, также известный произведениями других жанров.
Родился 2 октября 1931 года в Харькове. Окончил физмат Харьковского университета (1954) и ВЛК (1969). Преподавал математику и физику в Харьковском университете (1954-62). Печатается с 1948. Член союза писателей с 1963. Живет в Москве.
Первая НФ публикация — сборник «Тайна одной лаборатории» (1964). Перу М. принадлежит роман «Шаги в бесконечность» (1973), в центре которого — судьба экипажа звездолета, захваченного черной дырой, а также многочисленные рассказы и повести, составившие сборники — «Гостиница «Сигма» (1979), «Свет над тайгой» (1982), «Перекресток дальних дорог» (1987).
отрывок из произведения:
...Детство свое, проведенное в доме Ньюморов, Линда Лоун вспоминала, словно длинный кошмарный сон. Кончившийся наконец, такой сон оставляет надолго тягостное чувство, хотя неприятные события подчас чередуются в нем с чем-то светлым, радостным, пусть и не поддающимся точному определению. Может быть, именно в этом чередовании притягательная власть снов?
Мать Ньюмора, впрочем, относилась к ней хорошо. Да и Ньюмор-старший, в редкие свои прилеты из дальнего космоса, не делал никакого различия между нею и сыном.
И все-таки детство оставило в душе глубокую ссадину, которая не проходила с годами. Причиной тому был Ньюмор-младший, которого в семье звали Ньюм.
Как только девочка после катастрофы, постигшей их семью, поселилась в богатом доме Ньюморов, их весьма дальних родственников, мальчишка стал для нее злым гением. Она часто плакала из-за него втихомолку, хотя Ньюм никогда не таскал ее за рыжие косички и вообще не занимался рукоприкладством. Но как-то так у него выходило, что в любой детской шалости, в ненароком разбитой чашке саксонского фарфора, в сломанной розе на клумбе, в воде, налитой в шляпы гостей, оставленные в гардеробной, – во всем этом была виновата Линда.
Взять хоть ту же злополучную чашку. Хотя уже столько лет прошло, впечатления детства были живы в памяти Линды, и она готова была «прокручивать» их до бесконечности. Особенно тот эпизод, врезавшийся как заноза.
…Они вдвоем играли в саду, потом вернулись в дом, и Ньюм стал показывать ей, как матросы танцуют джигу. У него танец получался хорошо, он вообще с детства был талантлив, и репетиторы в один голос прочили ему блестящее будущее, особенно в точных науках.
– Теперь ты! – сказал он и, взяв Линду за руку, вывел ее на середину комнаты.
Поначалу дело не клеилось.
– Прыгай, прыгай повыше! – покрикивал Ньюмор, входя в роль учителя танцев и увлекаясь ею, как и всем, за что он брался. – Так, а теперь хлопок и прыжок в сторону.
Когда девочка подпрыгнула, исполняя рискованное па, Ньюмор, направляя, подтолкнул ее. Паркет был скользок как лед, и она, не удержавшись, упала, задев эту чертову тумбочку… На грохот в комнату вошла мать Ньюмора. Несколько секунд она молчала, оценивая ситуацию.
Линда и Ньюмор стояли рядом, потупив глаза.
Мать Ньюмора нарушила молчание:
– Опять подрались?
Мальчик покачал головой.
Женщина перевела испытующий взгляд на Линду:
– Это ты сделала?
– Я… – прошептала Линда.
Мать Ньюмора с сожалением посмотрела на осколки фарфора, усеявшие пол.
– Этой чашке, девочка, было четыреста лет… – вздохнула она. – Расскажи, как это случилось?
– Я танцевала, мама… Вернее, училась танцевать джигу… А пол скользкий… – начала пояснять Линда и, не договорив, умолкла: она сама почувствовала, что ее слова звучат неубедительно, падают в пустоту.
Мать покачала головой.
– Линда права, пол скользкий, как каток, – неожиданно вступился за нее Ньюм. В доказательство своих слов он разбежался и проехался на ногах до самого окна.
– Трудный ребенок, – сказала мать, неизвестно кого имея в виду.
Ньюм, облокотившись, уставился в окно, словно все происходящее перестало его касаться.
Наконец, произнеся еще несколько приличествующих случаю сентенций, мать Ньюмора удалилась, чтобы отдать Робу приказание вымести из комнаты осколки.
Когда дверь закрылась, Линда с облегчением вздохнула. Ньюмор отвернулся от окна. Она исподлобья бросила взгляд на его плутоватые глаза, на губы, готовые, как ей показалось, растянуться в улыбке. Небрежным жестом Ньюмор взлохматил волосы, и без того торчащие в разные стороны...
...Детство свое, проведенное в доме Ньюморов, Линда Лоун вспоминала, словно длинный кошмарный сон. Кончившийся наконец, такой сон оставляет надолго тягостное чувство, хотя неприятные события подчас чередуются в нем с чем-то светлым, радостным, пусть и не поддающимся точному определению. Может быть, именно в этом чередовании притягательная власть снов?
