Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Разбор причин, породивших данный миф, а также развернутая аргументация, развенчивающая этот миф с использованием литературных примеров того времени.
отрывок из произведения:
...Это самый популярный миф о советской фантастике из всех, которые мне известны. Собственно, и появился этот миф задолго до нашего веселого времени — еще в советскую эпоху. Кому-то, похоже, было очень выгодно, чтобы у последующих поколений любителей фантастики сложилось устойчивое представление: в течение двадцати лет, с 1933 по 1953 годы, в советской НФ преобладала так называемая фантастика «ближнего прицела».
Впрочем, не будем впадать в грех конспирологии, домысливая недоказуемое и доказывая немыслимое, а почитаем, что писали по этому поводу самые известные апологеты мифа.
Вот, например, Анатолий Бритиков в книге «Русский советский научно-фантастический роман» пишет об этом так:
«В 30-е годы <...> продолжалось дробление науки. Росло число изобретений и открытий, основанных на старых принципах, увеличивались масштабы внедрения науки в народное хозяйство. Наука и техника разрастались вширь. Всем этим эпоха первых пятилеток созвучна была опоэтизированному Жюлем Верном веку пара и электричества с его практицизмом и здравым смыслом.
Вот почему познавательная фантастика жюль-верновского типа послужила тогда для советского научно-фантастического романа главным ориентиром. <...> Беда в том, что науку отождествляли со здравым смыслом. Следуя научному консерватизму <...>, литературная критика пыталась измерить любую фантастическую догадку укоренившимся бытовым представлением о научности. Если никто еще не приживлял голову одного человека к телу другого, то никакой науки в этом нет и быть не может. Если пороховые ракеты не могут развить скоростей, даже близких к первой космической, то космический полет вообще — бред. Таким способом хоронили чуть ли не всю фантастику. Оставалось фантазировать о том, что не выходило за пределы «здравого смысла». <...> Почти все фантасты во второй половине 30-х годов отходят от интеллектуальной фантастики. Сюжет почти каждой из упоминавшихся книг построен как «экскурсия с препятствиями» — это превращается в жанровый шаблон. Главные коллизии, если это не стихийные катастрофы, создаются при помощи шпионов и международных авантюристов. Разоблачают их странствующие майоры госбезопасности и мальчишки, заблудившиеся в Арктике, как на улице Горького. И даже когда кончается погоня за шпионами, отсутствие «приключений мысли» всё равно заставляет прибегать к назойливо стереотипным ходам. В одном романе роковой мальчик упорно лезет под Землю, в двух — под воду, а в третьем — прокрадывается в стартующую на Венеру ракету...»26 Всеволод Ревич в своих статьях и в книге «Перекресток утопий» проводит черту, отделяя качественную фантастику более позднего времени от низкопробной фантастики «ближнего прицела»:
«Политической вехой, обозначившей крутые перемены был ХХ съезд КПСС в 1956 году, на котором Н.С.Хрущев произнес памятную антикультовую речь...
...Это самый популярный миф о советской фантастике из всех, которые мне известны. Собственно, и появился этот миф задолго до нашего веселого времени — еще в советскую эпоху. Кому-то, похоже, было очень выгодно, чтобы у последующих поколений любителей фантастики сложилось устойчивое представление: в течение двадцати лет, с 1933 по 1953 годы, в советской НФ преобладала так называемая фантастика «ближнего прицела».
