Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В прозе петербургского писателя Валерия Попова всегда происходят невероятные события. Что бы он ни описывал, самые, на первый взгляд, бытовые, «приземленные» превращаются в некую фантасмагорию. Недаром автор любит повторять: «Блеск литературы — это гротеск».
отрывок из произведения:
...В 1932 году мой отец, молодой агроном, ехал в Чимкент. Я, его сын, ехал в Чимкент (который стал называться Шымкентом, так как звука «ч» в казахском языке нет) в 2005 году. Прошло семьдесят три года, и почти целиком протекли за это время две жизни — жизнь отца и моя — и, может быть, как раз поэтому поездка так меня волновала.
Мне предстояло замкнуть какой-то круг, явившись на те самые улицы, по которым семьдесят три года назад ходил мой отец. Каково — приехать в город, где ходил молодой отец, приехать пожилому уже сыну, показаться этому городу: вот что у нас с батей получилось.
Грустно это было, конечно: батя бегал здесь, полный сил и планов, молодой и горячий. Однажды, рассказывают, во время спора выпрыгнул — просто так, из лихости — из окна бельэтажа во двор и тут же, смеясь, вбежал в дверь; силы в нем играли, и все у него было тогда впереди — аспирантура в Ленинграде у самого Вавилова, диссертация в двадцать пять лет, работа на селекционной станции в Казани, появление его знаменитого проса, кормившего в войну наших солдат. После войны — возвращение в Ленинград, уже с мамой, со мной и сестрой, работа во Всесоюзном институте растениеводства, получение сортов ржи, которыми потом был засеян весь Северо-Запад; сперва веселые и бесшабашные, как он сам, потом солидные, умные друзья, защита докторской, и снова работа, которая не отпускает его и в девяносто четыре года. Все это в Чимкенте ему еще только грезилось. Я же приезжаю сюда, почти все закончив, написав тридцать книг, передружив с сотнями замечательных людей, только что вернувшись с Парижской ярмарки, с ощущением успеха — и ощущением завершенности, и некой странной необходимостью отчета перед этим городом — за отца и за себя... Возвращение туда, где я не был. Оказалось, бывает и так.
Главное — каждый раз волнуешься, как сложатся отношения с новыми людьми. По их реакции сразу можно понять, что ты представляешь в настоящий момент, сколько стоишь, до чего дошел. Узнать это хочется страстно — хотя и страшновато: вдруг ты уж вышел весь и ничего не значишь? Каждая встреча — экзамен. А тем более предстоящая: там ждут председателя петербургских писателей — человека солидного, значительного, властного, как это принято у начальников, особенно на Востоке. Оправдаю ли я высокие ожидания и чаяния хозяев, организовавших эту гигантскую по размаху поездку, посвященную важной для них дате — семидесятилетию приезда в Казахстан делегации ленинградских писателей: Леонида Соболева, Всеволода Рождественского, Николая Чуковского, Александра Гитовича и Павла Лукницкого.
Смысл их тогдашнего визита я вполне понимаю, хотя он и состоялся так давно. Отец, приехавший туда в те времена, говорил, что как раз перед его приездом в Сузакском районе, недалеко от Чимкента, было крестьянское восстание — против русских. В Областном земельном управлении, занимавшемся введением земледелия в этой скотоводческой стране, были сплошь русские. Казахи хотели жить, как раньше, и были в чем-то правы. Однако вскоре после отъема у баев их баранов наступил голод. Отец рассказывал, как он шел по городу, нес большой каравай хлеба (паек на неделю) и вдруг услышал сзади догоняющие быстрые шаги. Он понял, что человек хочет вырвать у него хлеб, и резко повернулся. Каравай таким образом оказался с другой стороны. Человек пробежал мимо и упал, обессиленный, в пыль. В город со всех сторон шли умирающие от голода, надеясь хоть тут что-то добыть. Рано утром по улицам проезжала подвода, собирая умерших. Под рогожей громоздилась гора тел, свешивались, раскачиваясь, руки и ноги...
...В 1932 году мой отец, молодой агроном, ехал в Чимкент. Я, его сын, ехал в Чимкент (который стал называться Шымкентом, так как звука «ч» в казахском языке нет) в 2005 году. Прошло семьдесят три года, и почти целиком протекли за это время две жизни — жизнь отца и моя — и, может быть, как раз поэтому поездка так меня волновала.
