Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Главная отличительная особенность текстов писательницы – это разговор об отношениях человека со временем и пространством. В лучших текстах – не просто со временем, но с вечностью.
Герои рассказов перемещаются во времени, прорываются в четвертое измерение, создают биороботов. Но, несмотря на эти знакомые приемы, фантастика ее глубоко психологическая. О живом, нормальном человеке. Горя желанием проникнуть в его сущность, Любовь Романчук пробует и традиционный жанр рассказа, и даже сюрреализм.
отрывок из произведения:
...В конце концов все кончилось, а может, началось, тем, что какие-то двое мужчин влезли без очереди, якобы на правах беженцев, и начали по разным адресам высылать ящики с маслом. Я насчитала 50 ящиков и, развернувшись, вышла на улицу. 50 ящиков — это кайф нашего времени.
А на улице снег. И черный провал неба. И Москва. Еще та Москва, неразделенная, которая — одна на всех. И в этой Москве идет снег. Почему-то не прозрачный, а совсем белый, хотя и слепленный из частичек воды, и это поражает. Он падает медленно и ровно, и даже не падает, а словно возникает вдруг, сразу в этих вырезаемых фонарями из неба слабых кругах света. То ли от мороза, то ли от подтаивающих за воротником снежинок пахнет морем.
Вот я иду, иду, и, допустим, я Андрей. Предположим. Или не Андрей, но кто-то другой, кого тоже вполне могли бы назвать так, потому что он — мужчина. Андрей — это мой внутренний мир, а точнее, изнанка моего внутреннего мира, условно она так называется. Предположим, он живет внутри меня, как бы частичкой моей сущности, а может, я живу в нем, изредка вырываясь на свободу. На свободе, впрочем, скучно. Иногда он полностью поглощает, втягивает мою сущность своей, может быть, не подозревая об этом, как не подозревала об этой перекачке я; например, если ему плохо, и требуется чем-то отгородиться от всего и прежде всего от прикосновения с миром, или во что-то нырнуть (а вот — в чью-то душу, пожалуйста), или, наоборот, весело, и он потешается — и тогда, вытекая в него душой, я умираю и, мертвая, хожу по городу: ноги как тряпки, опустевшая голова звонит точно колокол, в глазах — скука адская, я хожу среди равных, потому что вокруг тьма таких же мертвых, они плачут мертвыми слезами и говорят на мертвых языках, и имена их тоже мертвые, потому что давно умерли те люди, в честь которых они себя зовут. В царство мертвых спускаться не нужно, оно среди нас, и Воскрешение из мертвых просто означает одарение сущностями всех мертвоживущих. А мы с Андреем придумали классную игру — игру в обмен, в перекачку сущностей — и тем спасаемся от умирания. Ничего не зная, впрочем, друг о друге. Мы отдаем себя, а потом вдвойне приобретаем, и сцена Воскрешения повторяется бесчисленное количество раз.
А иначе — зачем? А иначе — что? Вот и стоит Андрей, на его ногах валенки, больше ничего я не вижу, потому что — внутри, я вижу, что ему холодно, что в душе его — слякоть, которой являюсь я сама, ему муторно, а что он может поделать? — транспорта нет, его, может, никогда больше не будет, а будет только эта тяжесть на душе от другой души и потеряв-шие в виду своего количества смысл пачки денег, расфасованные по карманам, сущности которых — товара — больше нет. Смысл человечества был, когда людей было четверо: Адам, Ева, Каин, Авель, каждый заключал в себе как бы смысл всего мироздания, а когда люди расплодились — смысл исчез. Потому что у каждого человека остался только кусочек общего мироздания, и Андрей это чувствовал. Его состояние — ах как не хочется! Такое неопределенное. Была в детстве игра — кто кого перестоит, и тоже был снег, и ничего больше не было, и вываленные из форм сущности, растекшиеся по миру беспредметно, мозолили до слез глаза. Все разъединялось друг с другом, и сущность фонаря витала где-то вблизи, может, в соседних домах, материализуясь в перегоревшие опустевшие лампочки (жаль, что его дом был далеко), и сам он, лишенный сути, которая есть его свет, стоял бессмысленно, беспросветно пошло...
...В конце концов все кончилось, а может, началось, тем, что какие-то двое мужчин влезли без очереди, якобы на правах беженцев, и начали по разным адресам высылать ящики с маслом. Я насчитала 50 ящиков и, развернувшись, вышла на улицу. 50 ящиков — это кайф нашего времени.
