Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Дмитрий Стахов. Прозаик, литератор, журналист, эссеист, критик. Печатался в периодике (рассказы, повести, эссе), выпустил две книги, роман «Пограничная история» выдвигался на Букера.
Дмитрий Стахов родился в 1954 г. По образованию психолог, долго работал по специальности. С 1991-го года работает в журналистике (журнал «Огонек», газета «Неделя»). Любит современную музыку, футбол, мармелад. Не любит попсу (во всех ее проявлениях), теннис, щи. Любимое словосочетание, к сожалению, «как бы», слова же «амбивалентный», «дискурс», «постмодернизм» вызывают головную боль. Живет в Москве. Публиковал прозу и статьи в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов». Первая книга издана в 1995 г. Опубликованы книги в переводах на французский, немецкий, нидерландский языки.
отрывок из произведения:
...Есть ли место Поэту в мире, каково это место и кто он, в сущности, этот самый Поэт? Уж не тот ли, за кем Амброаз Бирс не признавал права называться человеком и кому определял нишу — человекообразные? И почему, кстати, другой американец, в отличие от Бирса умерший в собственной постели, в богатстве и славе, хотя всю пьяную битниковскую жизнь страдал от неутоленного авторского тщеславия, безденежья (про похмелье — не будем…), почему прозаик и считавший себя «великим поэтом Америки» Чарльз Буковски даже назвал один из своих самых безысходных рассказов «Настоящие поэты умирают в горшках с дерьмом»?
Отметим еще, что Бирс и Буковски как «эксперты», определяюшие сущность поэта и место его смерти выбраны намеренно, не потому, что оба на букву «б», а потому, что оба — американцы, то есть представители страны, где, по устоявшемуся в последнее время в России убеждению, вообще отсутствует «духовность», а уж поэзии, такой, как, скажем, в России, то есть — Поэзии, нет якобы вовсе. И быть якобы не может.
Мифическая шкала «духовность-бездуховность», в ее крайних, идеологиче-ских модификациях разделяющая мир на блоки-квадранты, не только отличается произвольностью и внутренней ущербностью, но и оказывается способной изменяться со временем. Поэт в «америках» пусть «бездуховен», да зато пишет для элиты, для узкой прослойки в читающей среде, место его вряд ли подвергается идеологическим ревизиям. У нас же место поэта может быть застолбленно лишь в случае объявления того национальной святынею, причем в этом случае прикосновение к его памяти, наследству, образу возможно лишь в мягких перчатках, марлевой повязке и музейных тапочках, а говорить допускается шепотом и только хорошее. Исключение — Маяковский, тут можно — во весь голос… Удачный образ «тонких эротических ножек» вызвал, как известно, бурю, отповедь, в первую очередь не от профессионального сообщества отечественных пушкинистов, своей кастовостью вполне соотносимых со, скажем, британскими мильтонистами, а от охранителей, блюстителей места, держателей шкалы, по большей части не отягощенных профессиональными знаниями. Эти господа (по менталитету схожие, они могут проживать и в самых удаленных по шкале «духовность-бездуховность» странах…) призваны, как им мнится, выстраивать оппозиции, держать каноны, блюсти правила. И даже в тех редких случаях, когда профессиональные знания все-таки застревают в их головах, им важно в первую очередь выдержать линию.
Совсем как Джону Мильтону, только не реальному, историческому, а смоделированному Питером Акройдом в романе «Мильтон в Америке».
Модель вышла на славу. Причем воспринимаемая настолько по-разному разными людьми, что впору задуматься о действительном многообразии человеков. Так, обозреватель «Литерари ревью», чьи слова воспроизведены на последней странице обложки романа, упирает на то, что «очень смешно… Комический талант Акройда проявляется здесь с особой жизненной силой…», а обозреватель «Дейли телеграф» упирает на то, что роман «глубоко трагичный». Ясное дело, сколько людей — столько мнений, трагизм, кроме того, вполне совместим со смехом, трагикомизм в его российском выражении «что — смеху, что — кровищи!» — состояние знакомое, но акройдовскому Мильтону в других рецензиях вообще приписываются почти фюрерские функции и наклонности...
...Есть ли место Поэту в мире, каково это место и кто он, в сущности, этот самый Поэт? Уж не тот ли, за кем Амброаз Бирс не признавал права называться человеком и кому определял нишу — человекообразные? И почему, кстати, другой американец, в отличие от Бирса умерший в собственной постели, в богатстве и славе, хотя всю пьяную битниковскую жизнь страдал от неутоленного авторского тщеславия, безденежья (про похмелье — не будем…), почему прозаик и считавший себя «великим поэтом Америки» Чарльз Буковски даже назвал один из своих самых безысходных рассказов «Настоящие поэты умирают в горшках с дерьмом»?
